«Англия, колония Франции». Смотреть и рыдать! Вот как делается история)))
Англичане не всегда побеждали в битвах с французами))) И французы заботливо собрали все свои победы в одно место, не забыв включить в него битву при Гастингсе!
Неугомонная Алиенора, обручив сына с Беренгарией и чмокнув дочку, которую в последний раз видела, когда той было лет одиннадцать, немедленно умчалась в Англию, бдить за Джоном. Ну и что, если на дворе было начало весны со штормами и непогодой! Передохнула на Сицилии эта престарелая леди всего ничего. Отправилась она через Рим, чтобы по пути захватить согласие папского престола на назначение бастарда короля Генри архиепископом Йоркским. Алиенора очень, очень заботилась о том, чтобы у Ричарда в Англии не осталось политических соперников.
Беренгария
читать дальшеИ случись же так, что именно в день отплытия Алиеноры, 4 апреля, папа Клемент III умер. Пока избрали нового папу, пока отпраздновали его коронацию, пока он утвердил нового императора Священной Римской империи… Говорят, что благословение папой императора включало интересный обычай: благословив, папа скинул с головы императора корону, символизируя, что это в его власти назначать и свергать королей. А кардинал корону поднял, и снова водрузил императору на голову.
Ричард, пережив натиск мамочки, с женитьбой привычно затянул. В конце концов, Беренгария была уже с ним обручена, чего же ещё нужно? Он сдал невесту на руки сестре и отправился в Святую землю – под бурные аплодисменты сицилийцев, избавившихся, наконец, от такого дорогого гостя. Правда, сестра и невеста были не вместе с ним, а на одном из кораблей его флотилии, так что не похоже, чтобы Ричард был особенно озабочен их безопасностью. Возможно, более умудрённая жизнью Джоанна просто настояла на том, чтобы невеста короля находилась в той же точке географического пространства, что и его величество, и Ричард был, мягко говоря, раздосадован. Во всяком случае, когда его флотилию потрепал шторм, король приказал зажечь на мачте фонарь, собрал корабли таким способом в кучу, и спокойно переночевал в одной из бухт Крита.
Наутро обнаружилось, что во флотилии не хватает 25 кораблей. Неизвестно, в какой момент он понял, что на одном из пропавших кораблей находятся его сестра и невеста, и интересовало ли его это в принципе. Тем не менее, на этот раз они как-то ухитрились пересечься у Родоса. Известно, что Ричард просидел на Родосе дней десять, собирая информацию о том, что происходит на Кипре.
При чём здесь Кипр? Просто при том, что Кипр был условно подчинён Иерусалимскому королевству. А когда там в 1184 году возник некий Исаак Комнин, каким-то боком имеющий отношение к византийскому королевскому дому (до сих пор с точностью не выяснено, каким именно), и провозгласил себя Императором (деспотом) Кипра, остров стал фактически суверенным (благо, Иерусалиму в те годы было не до Кипра). Суверенным и очень богатым, потому что бури и течения работали на островитян как денежные мельницы, прибивая к берегам разбитые корабли, большая часть из которых имела прямое отношение к активности крестоносцев.
Так что вполне логично предположить, что Ричард решил покончить с этим гнездом стервятников. И снова действия короля неоднозначны. С одной стороны, он потратил бездну времени на свои вояжи, когда Филипп честно бомбил каменными ядрами Акру в Святой земле, и люди с обеих сторон гибли в количествах, которые трудно представить. В достаточном, чтобы крестоносцы засыпали трупами людей и лошадей ров вокруг Акры. С другой стороны, вопрос с Кипром всё равно должен был быть решён. Но вот как решён? Исаак Комнин был членом королевского дома Византии, как ни крути. И, строго говоря, юридически он преступлений не совершал. Да, обирать мёртвых и грабить разбитые корабли было как-то не по-рыцарски, но мародёрство всегда было частью любой войны. Да, требовать за спасшихся после кораблекрушения выкупы от родни было ещё более не по-рыцарски, но и это практиковалось повсеместно.
И вот случись так, что 24 апреля три корабля из флотилии Ричарда оказались в более или менее разбитом состоянии перед Лимасолом. Причём корабль, на котором находились Джоан и Беренгария, пострадал только отчасти, мачтами, и просто бросил якорь в бухте. Случайность или судьба? Кто знает. Во всяком случае, это кораблекрушение решило судьбу Кипра, и два других корабля были действительно разбиты в щепки. Кое-кто погиб, в частности вице-канцлер короля, но большая часть оказалась на берегу, где их встретили добрые киприоты и отвели в форт. Джоан же вела бесконечные переговоры с Исааком Комнином, который, конечно, не мог силой привести в гавань корабль, на котором находилась вдовая королева Сицилии и сестра короля Англии, и невеста короля (собственно, хроники называют Беренгарию в тот период уже женой Ричарда, потому что в те времена обручение было равнозначно браку).
Переговоры длились долго. Не известно, сколько именно, но ровно до момента, пока на горизонте не появилась часть флотилии Ричарда. Известно, что Ричард пришвартовался 6 мая, но корабли могли подойти и раньше. В любом случае, казначей Ричарда успел за время между прибытием кораблей короля и швартовкой послать продукты тем крестоносцам, которые находились с форте. Как и следовало ожидать, киприоты конфисковали припасы у ворот форта, в связи с чем там началось настоящее сражение, в котором крестоносцы выиграли.
Естественно, невозможно поверить, что после кораблекрушения у них было при себе оружие. Даже если что и было, вряд ли киприоты им это оружие оставили, когда сопровождали в форт. Значит, оружие было туда доставлено с кораблей Ричарда. Хроники как раз и говорят о плотах, на которых часть присутствующих в форте крестоносцев переправилась в другое место высадки, и напала на киприотов у форта с тыла. Практически наверняка вся эта история была жёстко продуманной военной операцией, результатом того, что Ричард узнал о методах Исаака Комнина на Родосе. Эта операция явно предусматривала некоторое количество жертв со стороны крестоносцев и была чрезвычайно дерзкой, но закончилась полным успехом.
Теперь Ричард мог обвинить деспота Кипра в измене, и обвинил, потребовав у того полной компенсации потерь. И Исаак Комнин повёл себя именно ожидаемым образом, высокомерно объявив посланцам Ричарда, что не намерен принимать угрозы от какого-то короля, ибо он – император. Реакция со стороны Ричарда последовала немедленно. Он уже был готов к завоеванию Лимасола, и теперь, с чувством праведного гнева, отправился его завоёвывать. Идиотом Комнин всё-таки не был, в порту крестоносцев встретили баррикады, а на киприотских кораблях были спрятаны лучники. И победа крестоносцев отнюдь не была приятной прогулкой по набережной. Собственно, англичан бомбардировали из камнемётов, затем попытались заманить в ловушку якобы поспешным бегством из города (наживкой рискнул быть сам Исаак Комнин), и всё было бы ещё труднее, если бы в городе не действовали крестоносцы из форта.
Ричард не двинулся из города, пока с его флотилии не были доставлены лошади. Это, по-видимому, стало происходить сразу после того, как крестоносцы очистили порт, потому что пятьдесят конных рыцарей обрушились на лагерь Комнина, который находился в двух лигах от города, уже следующим утром. И снова победа не была лёгкой. Византийцы не теряли времени, и их камнемёты были готовы к отражению атаки. Ричард приказал ждать, пока «боеприпасы» противника не закончатся. Именно тогда его пытались уговорить успокоиться некоторые крестоносцы, которые не были «кадровыми» военными. Но король ехидно порекомендовал им постоять в сторонке от толпы, чтоб не зашибло, и операцию не свернул. Конная атака началась немедленно после того, как катапульты прекратили действовать.
Ричард собственноручно выбил Исаака Комнина из седла. Но, поскольку дело было не на турнире, а в рамках реального боя, побеждённый не стал куртуазно сдаваться победителю. Деспоту Кипра удалось бежать, и даже добраться до Никозии. А Ричард предложил киприотом выбор: или они сдаются ему и получают прощение и полную амнистию, плюс все бенефиты от похода на своего деспота (читай, добычу), либо с ними будут обращаться, как с побеждёнными врагами.
Все действия Ричарда говорят о том, что случившееся на Кипре не было случайностью, приключившейся из-за шторма. Мог ли он так хладнокровно рискнуть сестрой и женой, выставив их в качестве добычи, вокруг которой Исаак Комнин будет готов кружить достаточно долго и вежливо? Совершенно очевидно, что мог и рискнул. Почти наверняка с согласия благородных леди. Как минимум от Джоанны такого согласия ожидать было можно, она ко многому была готова после Сицилии. Но хочется сказать несколько добрых слов о Беренгарии, репутации которой так крепко досталось от историков. Особенно от женщин-историков, заклеймивших её пассивным и безвольным существом, которое тащили за собой те, кто делал историю. Хочется заметить, что о характере и личности Беренгарии известно удивительно мало, но эта женщина вместе с будущей свекровью перешла через Альпы зимой и вполне вписалась в атмосферу очень и очень брутального крестового похода, принимая прямое участие в действиях крестоносцев. Думаю, что для дочери короля Санчо Наваррского это было совершенно естественно и нормально.
Алиенора и Беренгария упустили Ричарда в Пизе, но настигли на Сицилии. Вообще, путь этого короля в Святую землю был не менее занимательным, чем путь оттуда. Опасных моментов хватало. Около Неаполя он чуть было не встретил бесславную смерть от руки простых крестьян, твёрдо намеренных закидать его камнями. Стратегическое отступление помогло, но знаете, что явилось причиной конфликта?
читать дальшеРичард впал в ярость от того, что крестьяне посмели обучать ястреба (орла по другим сведениям), а это, по мнению благородного рыцаря, было привилегией только и только аристократии. И птичку у сиволапых он решил конфисковать. Очевидно, он забыл, что находится не в Аквитании, но ему напомнили. Наверняка Ричард был сконфужен, когда один из крестьян ответил на попытку ударить мечом своим ударом, да так, что Ричард был обезоружен. Птичка осталась у крестьян, а будущий герой крестового похода поспешно бежал.
Армия же Ричарда, собиравшаяся у Лиссабона перед отплытием в Марсель, оставила там гнусные воспоминания – грабежи, изнасилования, убийства. Обычный «побочный эффект» присутствия больших военных группировок в состоянии неспокойного ожидания. Впрочем, король Санчо I сам призвал крестоносцев, потому что был не в состоянии одолеть мавров у Силвиша.
На пути в Лион, где было назначено рандеву с Филиппом II, под толпой вельможных паломников, сопровождающих Ричарда, обвалился мост. Из Лиона Филипп с французами отправился в Геную, а Ричард – в Марсель. Они договорились встретиться в Мессине, что отплыть в Святую землю вместе, но флот Ричарда был так занят разминкой в Лиссабоне, что опоздал в Марсель. Впрочем, в свете дальнейших событий можно заподозрить, что рандеву с флотом было прицельно назначено на более позднюю дату, чем та, которая была озвучена королю Франции. В любом случае, Ричард отплыл из Марселя на зафрахтованной галере, и подался в Геную.
Он встретился с Филиппом 13 августа 1190 года, и в хрониках Роджера Ховеденского упоминается, что Филипп был болен, хотя ничего не говорится о природе болезни. Видимо, ничего серьёзного, потому что Филипп был вполне в состоянии торговаться с Ричардам, пытаясь арендовать пять из зафрахтованных английским королём галер, но Ричард предложил лишь три, от чего Филипп отказался. Тем не менее, в этом круизе Ричард не спешил, и его флот успел в Мессину раньше его. Более того, на Сицилии флот и король снова чуть было не разминулись, но обошлось, и теперь английский король со своим флотом представлял такую силу, что конкурентов среди королей-крестоносцев ему просто не было.
Филипп прибыл на Сицилию 14 сентября, и Ричард – 23 сентября. Заправлял Сицилией тогда некий Танкред ди Лечче, кузен-бастард умершего бездетным короля Вильгельма Доброго. Выскочка, несомненно, но легально избранный выскочка, потому что альтернативой ему были немцы, что сицилийцев как-то не вдохновляло. Филипп и глазом не моргнул, обнимаясь с Танкредом на церемонии встречи, но Ричард был настроен куда как менее дружелюбно.
Его сестра Джоанна была вдовствующей королевой Сицилии, но поскольку Танкред не был расположен выплачивать ей согласованную вдовью долю, Джоанна находилась теперь в почётном заключении. Не в тюрьме, конечно, а в замке, но лишенная свободы передвижений. Во-первых, не так велико было королевство, чтобы графствами раскидываться, а во-вторых, Джоанна была ещё очень молода, всего 26 лет, и наверняка вышла бы замуж снова. И прощай тогда графство навеки. Так что идею Танкреда понять можно, хотя и курс действий его был весьма далёк от благородства.
В общем, когда Ричард прибыл в Мессину, во дворце Танкреда он нашел дорогого друга Филиппа, а сам Танкред усвистал подальше от английского короля, надеясь, очевидно, что тому будет не до сестры – об этом Танкред позаботился, организовав в Мессине выступления против англичан. Квартиры для Ричарда, соответственно. были приготовлены не во дворце, а в каких-то виноградниках. Похоже, несостыковки армии и флота Ричарда внушили Танкреду надежду, что с Ричардом он как-то справится, но реальность оказалась совершенно другой. И через пять дней после прибытия, Джоанна присоединилась к брату в Мессине.
Сицилию Ричард завоевал, хотя она была вполне христианской землёй. Во-первых, Танкред, отослав Джоанну к брату, выказал явное нежелание что-либо платить. Во-вторых, Ричард почему-то взялся наводить порядок в Мессине, воздвигнув у своих ворот виселицу «на пять мест», на которой регулярно вешал нарушителей порядка в городе. Более того, сестру он разместил в доминирующем над городом замке, укрепив его сильным гарнизоном и водрузив над ним английский флаг. В общем, ситуация накалилась до предела, и Ричард смог убедиться, насколько мало лично он эту ситуацию может контролировать. Ведь Мессина была на грани того, чтобы быть взятой и разрушенной, как вражеский город, чего Ричард не хотел. Но его армия не слушала команд. Спасли они город вдвоём с Филиппом, просто уговорив горожан разойтись от греха со стен, после чего опомнилась и английская армия.
Увы и ах, на следующий день горожане напали на Ричарда, и подписали приговор городу. Мессина была захвачена как добыча, разграблена до основания, и все сицилийские галеры на рейде были сожжены. Теперь английский флаг развевался над всем городом, обозначая его как собственность короля Ричарда. Филипп во всей этой эпопее не принимал участия от слова вообще. Но, по условиям уговора, вся добыча крестового похода должна была быть разделена пополам. Ричард ничего подобного не сделал, Филипп на своей части добычи от разграбления христианского города не настаивал, пока город не был передан тамплиерам и госпитальерам.
Вообще, хронист Ричарда утверждает, что Филипп позавидовал добыче Ричарда, и потребовал свою половину, после чего Ричард якобы заявил, что он предпочтёт завоевать Палестину в одиночку, нежели в компании такого завистливого типа. Но это вряд ли. А вот то, что именно на Сицилии Ричард огорошил Филиппа информацией, что мамочка везёт ему невесту, и на Алис он, соответственно, не женится – это правда. Причём обстоятельства, при которых Ричард объявил Филиппу новость, довольно интересны.
Ричард после захвата Мессины стал разбираться с Танкредом, который успешно избегал встречи целых пять месяцев. Согласитесь, это искусство, учитывая размеры Сицилии. Тем не менее, короли встретились и помирились, и Танкред заплатил всё, что потребовал Ричард – что ж ему оставалось. И показал письмо, якобы написанное ему Филиппом и переданное через бургундцев. В этом письме Филипп убеждал Танкреда, что никакие договоры с Ричардом не имеют смысла – всё равно он их нарушат и предаст. Выразив подобающие сомнения в подлинности письма, Ричард поспешил к Филиппу, и вот тогда они поговорили начистоту.
Именно в этот день в Мессину прибыла Алиенора с Беренгарией. Совпадение? Возможно. Никто не знает, собственно, было ли письмо и было ли оно подлинным. Насколько известно, Филипп во время ссоры с Ричардом не отрицал своего авторства. Он вообще никак не прокомментировал этот момент, перейдя сразу к вопросу о судьбе Алис. Ведь о прибытии Алиеноры с невестой для сына оба короля уже знали.
дурдомромашковскоеОтменили одобренную уже реабилитационную программу для спины... "В связи с содержащимися в программе правительства Финляндии требованиями к оптимизации муниципальной экономики". Спасибочки, милые. В общем-то, я от нашего департамента национальных пенсионных фондов, через которые идут все оплаты больничных и всё, связанное с муниципальным здравоохранением, ничего кроме пакостей и не жду. Даже удивилась, получив в мае "одобрямс". Но они быстренько спохватились, и отменили.
Правда, смысл подобной "оптимизации" для меня остался тайной. Сколько они потеряют на больничных? А что будет с теми фирмами, которые непосредственно работают на реабилитационных программах? Там же и недвижимость, и оборудование, и персонал, и врачи, и физиотерапевты. Как-то всё тупенько и без видения перспективы.
Это на фоне всё увеличивающейся нагрузки. Ещё 2 года назад боссиха нам напоминала, что пробежать вечерние обходы к 20:00 - это неправильно. Теперь мы по-прежнему бегаем, но с последнего обхода вываливаемся почти без чувств только в 21:30. Только доехать до офиса и ключи забросить, если на машине. А если ждать автобуса, то не успеешь закончить смену вовремя.
И осенью начальство приготовило новую встрясочку с организацией работы. От прошлой, начавшейся в январе, еле очухалась к концу марта, через острую депрессию и больничный почти на месяц из-за спины. Но очухалась, сама по себе. Кстати, хреново было всем, не только мне, и болели массово. И через полгода новый виток. Сейчас у нас каждая бригада отвечает за определенные участки. Так вот, они собираются отменить бригады вообще. Смысл в том, что уравновешивание количества работы между бригадами идёт очень плохо, через ругань, скандалы, слёзы и хлопанье дверями. Хотят избавиться от этого. Нет бригад - останется обязанность разделить всю массу обходов более или менее поровну.
По-моему, это сделает атмосферу невыносимой (сейчас она с трудом, через пофигизм, переносима ещё). Потому что напряжения останутся. Есть очень тяжёлые пациенты, есть такие, кому надо буквально только глаза закапать. К тому же надо разделить их так, чтобы работник не бегал километрами от одного к другому, пациенты географически должны быть рядом. Но это автоматически значит, что в одном листе будут постоянно одни и те же пациенты. А это безумно утомляет. В чем-то экономит время, когда нарабатывается рутина, но физическая и психическая нагрузка ужасны.
А ещё система допусков. На каждое движение должен быть допуск. Закапать капли - допуск, прилепить пластырь - допуск, и так буквально на всё. Допуски обновляются через определённые интервалы времени, система очень неуклюжая, потому что у медсестёр принимает экзамены и практику фельдшер, и потом результат одобряет врач. И делать это надо помимо основной работы. А каждое утро в бригадах начинает звонить телефон - работники извещают, что не придут, ибо заболели. Заместителей в этот момент уже не найти, то есть обходные листы заболевших распределяются между присутствующими. Короче, полный атас. И да, тоже ругань и слёзы. А если в смене, например, один с допусками и трое без, то этот с допусками будет вынужден метаться по всему району, по адресам, где капли, уколы, пластыри, раны. Не кайф.
В общем, в начале июля у меня врач, надо серьёзно будет обсудить, как жить дальше. Похоже, надо из этой системы уходить.
читать дальше1. The history of the reign of Henry the Second and of Richard and John, his sons (Joseph Berington) 2. Court, household and itinerary of king Henry II (Robert William Eyton) 3. Court life under Plantagenets, reign of Henry the Second (Hubert Hall) 4. The chronicle of the reigns of Henry II and Richard I (Benedict of Peterborough) 5. History of the life of king Henry II and of the age in which he lived (George lord Lyttelton) 6. Henry the Second (Alice Sophie Amelia Green) 7. Henry II (Louis Francis Salzman) 8. The reigne of King Henry the Second, written in seauen books (Thomas May) 9. Eleanor the queen : the story of the most famous woman of the Middle Ages (Norah Lofts) 10. Heroines of the crusades (Celestia Angenette Bloss) 11. In The Footsteps Of Richard Coeur De Lion (Maude Holbach) 12. Romance of biography, illustrated in the lives of historic personages (Francis Lister Hawks) 13. The Third Crusade, Richard I., Coeur de Lion, King of England; with the affairs of Henry II. and Thomas Becket (William Harris Rule) 14. King John in fact and fiction (Ruth Coons Wallerstein) ________________________ 1. Henry II: A Prince Among Princes (Richard Barber) 2. Henry II (W. L. Warren) 3. Eleanor of Aquitaine: A Life (Alison Weir) 4. Henry II: New Interpretations (Christopher Harper-Bill, Nicholas Vincent) 5. Richard I (John Gillingham) 6. Richard the Lionheart: King and Knight (Jean Flori) 7. King John (W. L. Warren) 8. King John: England's Evil King (Ralph V. Turner) 9. Richard and John: Kings at War (Frank McLynn) 10. King John: England, Magna Carta and the Making of a Tyrant (Stephen Church) 11. Eleanor of Aquitaine: Queen of France, Queen of England (Ralph V. Turner) 12. Eleanor of Aquitaine: A Biography (Marion Meade) 13. Queen Eleanor: Independent Spirit of the Medieval World (Polly Schoyer Brooks) 14. Eleanor of Aquitaine: Queen and Legend (D. D. R. Owen) 15. Eleanor of Aquitaine: The Mother Queen of the Middle Ages (Desmond Seward) - выйдет в ноябре 16. Eleanor of Aquitaine: Patron and Politician (William W. Kibler) 17. Ranulf de Blondeville: The First English Hero (Ian Soden) 18. Blood Cries Afar: The Forgotten Invasion of England 1216 (Sean McGlynn) 19. England under the Angevin kings (Kate Norgate)
Ричард собрался в крестовый поход основательно. В принципе, если бы он платил за экипировку своей армии, то такие сборы стали бы эрой экономического подъёма для Англии. Но на практике ситуация получилась непростая. На деньги, которые собрали тамплиеры, Ричард лапу наложить не мог. Соответственно, он начал выдавливать деньги из знати, продавая, например, чиновникам те должности, которые они уже занимали. И откуда же знать могла брать деньги? Только выжимая их из своих подданных.
читать дальшеТак что те ресурсы, из которых платили за оснастку кораблей, фураж, наёмникам, выкачивались из одного кармана и лились в другой. Это, несомненно, враз укрепило гильдии и буржуазию, что уже в скором будущем сказалось на всю расстановку сил в королевстве. А это, в свою очередь, определило развитие Англии и спасло её от большинства трагедий, через которые прошли королевства и герцогства на континенте. Так что эффект действий Ричарда не столь однозначен, как это может показаться.
Что касается Филиппа II, то его действия во время Третьего крестового становятся более понятными, если хронологически проследить за действиями Ричарда. По мнению Джонса, возвращение Филиппа во Францию было, по большей части, результатом череды унижений, которым Ричард подверг своего союзника, с которым у него было предварительное соглашение делить всю добычу пополам. На практике же Ричард грёб под себя, и тем успешнее, что он собрал такие средства, что Филипп рядом с ним бледно выглядел и мало что мог сделать.
Первым нарушением братской клятвы с Филиппом был брак Ричарда с Беренгарией Наваррской – сольный проект Алиеноры Аквитанской, к слову сказать. Переход через Альпы в самый разгар зимы королева-мать совершила не задумываясь, и недрогнувшей рукой протащила будущую невестку к венцу аж до Сицилии. Останавливались они только для того, чтобы Алиенора могла посовещаться и обаять ещё какого-нибудь потенциального союзника – наследника Фридриха Барбароссы, например. Кто его знает, что по этому поводу думала сама Беренгария, но она знала, что её мужем станет самый могущественный на тот момент монарх Европы.
Они были знакомы. Однажды Ричард, посетив турнир в Памплоне, в компании брата Беренгарии, мельком увидел принцессу и посвятил ей, в лучших куртуазных традициях, страстные стихи. Вряд ли Бренгария обманывалась на этот счёт, и принимала придворную любезность за истинное чувство. Будущую королеву Англии описывали как девушку, замечательную скорее рассудительностью, нежели красотой, так что как минимум один момент должен был её волновать всерьёз. Её будущий муж всё ещё был обручён с французской принцессой Алис, сводной сестрой короля Филиппа. Когда Ричард и Филипп договаривались о совместном походе в Святую землю, Ричард не моргнув глазом подтвердил, что на принцессе, своей невесте с детских лет, он женится. Только вот женщины не участвуют в крестовом походе, поэтому сразу не получится, но вот как он вернётся, то сразу…
Похоже, Ричард и Алиенора помнили, что после того, как число Плантагенетов, которых можно было ссорить между собой, сократилось до двух, Филипп предложил отдать Алис за Джона, что основательно обеспокоило и Ричарда, и его маму. В результате Джона приказным порядком и с неприличной поспешностью женили на Изабель Глостерской, на которой, по оригинальному решению Святейшего престола, Джон мог быть женат, но с которой не мог иметь супружеских отношений. Проще говоря, Джона решительно исключили из возможной в будущем борьбы за престол.
Потому что безземельным этот «Иоанн Безземельный» никогда не был – совсем наоборот. У Джона была слишком большая сила в землях и замках по обе стороны пролива, настолько большая, что он должен был иметь политический статус, который Ричард и Алиенора не соглашались ему давать – вопреки всем обычаям. Ричард, собственно, всегда настаивал и требовал, чтобы Джон принял крест и отправился с ним в Святую землю, на что ни король Генри, ни сам Джон никогда не соглашались. И правильно делали, потому что в этом походе Джон сгинул бы раз и навсегда, и это даже не было секретом. Но ход с Джоном предполагал, что Ричард должен обязательно обзавестись наследниками, отсюда и спешка с Беренгарией.
Но что же Алис? Увы, галантный Ричард просто-напросто заключил свою наречённую под стражу – сначала принцессу держали в Руане, а потом перевели в Кан. Правда, под стражу Алис взяла ещё Алиенора, при первой возможности, но Ричард не возразил. Проще говоря, Ричард держал сестру французского короля заложницей, и Филипп получил Алис только под условия очередного перемирия, хотя настаивал сразу, что или Ричард на Алис женится немедленно, либо возвратит её во Францию со всем приданым. Тем не менее, Алис оставалась заложницей практически всё правление Ричарда. Похоже на то, что Алис Вексенская имела какое-то значение в крупной игре, но какое?
Известно, что брак Алис с Ричардом завис ещё при жизни Генри, но не секрет, что жених, Ричард, никогда не проявлял к этому браку никакого интереса. Как и к любому другому браку, кстати говоря – отсюда слухи о гомосексуальности, которая то ли была, то ли нет. В любом случае, Алис, находившаяся при Алиеноре, знала особенности своего наречённого лучше многих, и тоже за Ричарда не рвалась. Может ли быть так, что Алис знала о Ричарде слишком много такого, что было бы нежелательно делать достоянием «всего христианского мира», и поэтому её изолировали, предварительно распространив о ней сплетни погрязнее?
Идею о том, что король Генри сделал невесту сына своей любовницей, да ещё и прижил с ней неизвестного истории ребёнка, можно исключить сразу как абсурдную. Жизнь этого короля демонстрирует житейскую порядочность человека, который не бежит от соблазнов, но не бежит и от последствий соблазнов. Связи у него были, судя по всему, не разовые, потому что он спокойно признавал своих бастардов, не пытаясь утверждать, что он здесь не при чём. С какой бы это стати он вдруг отмахнулся от бастарда королевской крови? «Был но умер» тоже звучит как-то подозрительно.
Правдивый ответ может быть найден в том, что при дворе короля Генри II принцесса Алис играла определённую политическую роль, несомненно. В Дуврском замке рядом с тронным креслом короля стоит чуть меньшее кресло, в котором, чаще всего, по правую руку короля сидел принц Джон. А вот скамеечка по левую руку – женская, и предназначалась она для принцессы Алис. Вообще-то меньшее кресло теоретически предназначалось для Ричарда. Но Ричарда никогда в Англии не было, а Джон – был. И Алис была.
Принцесса попала ко двору короля в 1174 году, когда он привёз из Франции жену и заключил её под стражу. До этого Алис, по обычаю, росла при дворе Алиеноры. Во всех источниках утверждается, что «в какой-то момент и каким-то образом» Алис стала любовницей Генри. Очень своеобразно. В тот момент при Генри находилась и другая французская принцесса – жена его старшего сына, молодого Генри, так что ничего исключительного в том, что Алис была рядом со своим будущим тестем, нет. Поскольку английская королева находилась под стражей и исполняла обязанности королевы крайне редко, кто-то их должен был исполнять, уклад церемониальной жизни королевской семьи просто не предусматривал отсутствие королевы.
Другое дело, что Джеральд Камбрийский, церковный летописец, упоминает о том, что Генри рассматривал план расторгнуть брак с Алиенорой и жениться на Алис, основав, таким образом, династию Плантагенетов-Капетингов. Потому что было ясно к тому моменту, что на молодого Генри и его супругу надежда плоха. Сын мало того, что повернул против отца, так ещё и жена его оказалась после первых неудачных родов бесплодной. Но в королевское окружение этот летописец попал только в 1184 году, в качестве капеллана, но при короле он практически не находился. Сначала он сопровождал Джона в Ирландию, потом путешествовал по Уэльсу, агитируя за крестовый поход. В этот период король Генри бывал в Англии урывками. Так что Джеральд Камбрийский просто записал сплетню десятилетней давности.
А сплетен и более свежих в те времена ходило множество. В частности, поговаривали, что с такой пышностью коронованный Ричард неизлечимо болен какой-то таинственной болезнью, и вернуться из крестового похода его шансы невелики.
Не этим ли объясняется такая лихорадочная поспешность действий Алиеноры? В случае смерти Ричарда, её будущее было бы мрачно. На трон Англии, в принципе, могли претендовать сын Джеффри Плантагенета, Артур, бастард короля Генри, тоже Джеффри, и принц Джон. Мать Артура Алиенору ненавидела. Джон был для всех на тот момент энигмой, но Алиенора подозревала, что на её младшенького в принципе никто влиять не сможет, даже она. Джеффри, который вырос при Алиеноре, обладал чрезвычайно резким характером и талантом ссориться со всеми на ровном месте, хотя и имел в Европе репутацию, благодаря которой его незаконное происхождение не помешало бы ему занять престол. Но сам король Генри завещал своим распорядителям сделать Джеффри архиепископом Йоркским, и Алинора это решение поддержала.
В общем, Алиенора хотела остаться королевой-регентом в любых обстоятельствах, и она знала, что Ричард может иметь детей – ведь у него был сын-бастард. Вот она и тащила за собой Беренгарию за удирающим сыночком, пока он не понял, что мама окрутит его с Беренгарией и у ворот Иерусалима в самый разгар битвы, если понадобится.
читать дальшеНаверное, завелся он ещё в прошлом году. Во всяком случае, когда я прошлым летом направилась к одной из чрезвычайно заросших клумб перед домом, оттуда вылез разомлевший со сна заяц.
С клумбами у меня проблема, признаю. Весной трудно найти время на все, а летом вокруг столько "кровопивцев" всех форм и размеров, что никакие антихистамины не спасают. В этом году май и июнь были такими холодными, что клумбы перед домом я в порядок привести успела. Но вот на заднем дворе есть одна, которую надо просто перекапывать, столько на ней одуванчиков и травы. Смотрю на неё уже года три, но всё некогда или невозможно. Впрочем, золотые шары и в таких условиях исправно цветут.
И вот сижу на терассе, а с соседнего двора выезжает сосед, и шум от его машины разбудил зайца, который из тех лопухов и вылез. Осмотрелся, и попрыгал куда-то неторопливо. На моё присутствие он явно не реагирует.
Джонс, описывая коронацию Ричарда I, упомянул о том, что Алиенора была особенно горда, потому что эта коронация исполнила пророчество Мерлина: "The eagle of the broken covenant shall gild it over, and rejoice in her third nest". Полный текст пророчеств здесь: www.caerleon.net/history/geoffrey/prophecy1.htm
А историк Мэрион Мид (Marion Meade), в книге Eleanor of Aquitaine: A Biography, немного раскрывает тему и делает несколько замечаний. Ну и я пошарила немного по сусекам. Дело было так.
читать дальшеОфициальное известие о смерти короля Генри привёз в Англию Уильям Маршалл. К его изумлению, первым лицом государства, принявшим его, оказалась Алиенора Аквитанская, которая уверенно заняла это место сразу, как слухи о смерти короля дошли до Англии, что случилось достаточно быстро. К тому моменту и близкие к королевской семье люди успели изрядно подзабыть об Алиеноре. Маршалл, зная, что ему предстоит встретиться с 67-летней женщиной, тоже ожидал увидеть нечто другое.
Непонятно, почему, кстати сказать - Алиенора была коронованной королевой Англии, и её работой было принять правление королевством до того момента, как будет коронован новый король. К обязанностям она приступила незамедлительно, и никто не возражал. Так что письмо Ричарда, повелевающего английским подданным во всём слушаться его мамы, пропало впустую. Разве что оно согрело сердце Алиеноры. Хотя она никогда в Ричарде и не сомневалась.
К моменту прибытия Маршалла, она уже успела впрячь в работу массу баронов и джентри, прибывших выразить почтение «Алиеноре, Божей милостью королеве Англии».
Алиенора хорошо знала главные проблемы, с которыми было связано новое царствование. Во-первых, действия сыночков короля Генри одобрения ни в Европе, ни в Англии не получили. Ричарда так и прямо считали виновником смерти отца. И ответственной за это безобразие считали Алиенору. Во-вторых, Ричард для Англии был тем же, чем была Англия для Ричарда – пустым местом. Он родился в Оксфорде, но ничего больше с Англией его не связывало.
И Алиенора отправилась в вояж по Англии – город за городом, замок за замком. Очаровывать она умела. Алиенора объявила амнистию, выпустив из тюрем всех преступников – «во благо души короля Генри». Под амнистию попали воры, разбойники, браконьеры – все, кто был упрятан за решетку по решению короля и его юстициариев. «Ведь я и сама была узницей», - объясняла королева-регент, затеняя хитрые глаза длинными ресницами. Королевство ликовало – по взмаху тех же самых ресниц. Только Вильям Ньюбургский ядовито написал в своей хронике, что «все эти паразиты были выпущены из тюрем, чтобы стать в будущем ещё более наглыми преступниками». Почтенный канонник упустил в этом помиловании главное: помилование было общим, да, но не без условия. Условием была клятва в верности новому королю и его правительству.
Поскольку хроники писались в монастырях, по большей части, Алиенора решила одним махом умилостивить всех. Её супруг держал королевских лошадей в монастырских конюшнях. Не столько из желания возложить на церковь расходы за содержание, сколько потому, что монастыри и аббатства образовывали сеть коммуникаций в стране, и быстрые передвижения его величества объяснялись как раз тем, что к его услугам всегда были свежие лошади и свежие новости. Алиенора знала, что при новом короле подобное окажется лишним – и избавила монастыри от этих обязанностей.
Это сработало. Именно монах Роджер Вендоверский вспомнил о пророчествах Мерлина.
Подразумевалось, что орёл – это, вне сомнений, Алиенора. Потому что разбитым договором был её брак с королём Франции, а двумя крыльями – титулы королев Франции и Англии. И Ричард был её третьим сыном. Роджер Вендоверский предпочёл проигнорировать умершего первенца и дочерей королевской четы. Верила ли в пророчество сама Алиенора? Скорее, она верила в свои силы.
Планы у неё были громадные. Экономическая реформа, собственно: стандартизация монетной системы и установление стандартных мер объёма, весов и длины. И это именно Алиенора не позволила сыну короноваться немедленно. Во-первых, пиар-кампания ещё не была закончена, и народу было необходимо показать, что новый король не торопится надеть корону, ибо ни конкурентов, ни врагов у него нет. Во-вторых, народу нужно было дать такое зрелище коронации, чтобы у всех дух перехватило. Ведь покойный король пышными церемониями пренебрегал.
Две недели Ричард с мамой устраивали праздники. Посетили Салсбери, обженили в Мальборо Джона на Изабель Глостерской, приняли в Виндзоре брата-бастарда Ричарда, Джеффри. И 1 сентября они торжественно въехали в Лондон. Фасады домов в столице как раз успели украсить фестончиками, и как раз успели подновить-подкрасить изрядно запылившийся реквизит торжественных арок и отрепетировать сцены с «живыми картинами». Коронация была назначена на 3 сентября. Календарь утверждал, что день этот будет неблагоприятным, но Алиенора верила только в те предсказания, которые ей нравились.
Кстати, именно на этой коронации был впервые показан ритуал, согласно которому монархи Британии коронуются по сей день – все эти торжественные атрибуты и само шествие. До Ричарда коронация была достаточно лаконичной и более духовно ориентированной.
Ни Джонс, ни Мид ничего не говорят о странностях королевских торжеств – ни про выгнанную еврейскую делегацию и спровоцированные этим погромы, ни про отсутствие женщин. Скандал с делегацией и погромы были точно. Но вот ни про отсутствие женщин, ни про летучую мышь, которая якобы начала вдруг летать вокруг коронующегося короля, ничего нет. Зато Вэйр объясняет и инцидент с евреями, и момент с женщинами.
Лично я думаю, что в основе слухов может быть неточная интерпретация того, как именно проходили коронационные торжества. Можно не сомневаться, что обозревали коронацию все, кто смог ввинтиться в толпу. Тысячи. Но в коронационной процессии короля идут только мужчины, причём только из высшей аристократии, и каждый коронационный прибамбас несёт обладатель определённого титула. Далее, торжества после коронации. Они продолжались три дня – по дню для лордов духовенства, лордов-мирян и, надо полагать, для прочих важных персон, представителей графств. В двенадцатом веке эти банкеты тоже были формальны, и включали подношение подарков и всякие красивые заверения присутствующих в верности. Разве что пили тогда больше. Про те банкеты писали, что вино лилось по стенам и цоколю – не уточняя, откуда. Возможно, что уже в переработанном виде.
Если бы король был женат – женщины на банкетах присутствовали бы, и присутствовала бы королева. Но поскольку Ричард был холост, банкеты были чисто мужскими, на них даже любимую маму не позвали. Об этом пишет и Вэйр.
Информация о том, что женщинам было запрещено присутствовать на коронации Ричарда I, исходит от Роджера Ховеденского, летописца-церковника. Тем не менее, другой летописец пишет, что Алиенора на коронации была. И она действительно была, потому что отлично известно, что заказанный для этой цели головной убор из шелка, отделанный соболем и белкой, стоил 4 фунта, 1 шиллинг и семь пенсов. А помимо этого, почти на ту же сумму, было сделано платье, для которого купили алую ткань, десять элей (то есть 10х114см), шкуры двух соболей, горностай, и бельё. А поскольку была Алиенора, то были и её придворные дамы. Так что, очевидно, Роджер Ховеденский писал именно про то, что дамам не было хода на коронационные банкеты, а не на коронацию.
В том, что дамы рвались туда, где собрался цвет аристократии и рыцарства, можно не сомневаться. Но не пустили – мудрое решение, ибо королева с дамами обычно покидали зал как раз в тот момент, когда гости набирались по самое некуда, и становились неконтролируемыми в проявлениях восхищения. Без хозяйки банкета ситуации разруливать было бы некому. Собственно, неконтролируемость эмоций самого короля в пьяном безобразии и привела к еврейским погромам. Он отдельно запретил еврейской общине появляться на торжествах – то ли в силу личных убеждений, то ли зная, чем это может закончиться (это был вопрос чисто об условиях кредитов, а не проявление анти-семитизма, если что). Но кому-то пришла в голову плохая идея явиться во дворец именно тогда, когда пьянка была в разгаре. Наверное, предполагалось, что пьяненький король будет более добрым. Но вышло так, что сильно пьяный король просто озверел за неподчинение приказу.
А через два дня после окончания торжеств король стал распродавать всё королевское имущество. Ему не были нужны ни города, ни дворцы, ни поместья в Англии, где он жить не собирался.
читать дальшеПришла вчера с работы, припала к Избранному, и с упоением прочла в одном из любимых блогов процитированные выдержки из автобиографии Агаты Кристи. Те, где она так мило пишет о том, что "Выходя замуж, женщина принимала как свою судьбу его место в мире и его образ жизни. Мне кажется, что такой уклад отличался здравым смыслом и в нем коренилась основа будущего счастья. Если вы не можете принять образ жизни вашего мужа, не беритесь за эту работу – иными словами, не выходите за него замуж".
И ещё "Диван и кушетка, эти предметы мебели, ассоциирующиеся в наши дни с психиатрами, в викторианскую эпоху служили символом преждевременной смерти, чахотки и Романа с заглавной буквы.
Я склоняюсь к мысли, что викторианские женщины извлекали из этих обычаев немалую выгоду для себя, избавляясь таким образом от утомительных домашних обязанностей. К сорока годам они забывали все «болезни» и жили в свое удовольствие, наслаждаясь заботой преданного мужа и взвалив все домашние тяготы на дочерей. Их навещали друзья, а прелесть смирения перед лицом преследующих их несчастий вызывала всеобщее восхищение. Страдали ли они в самом деле от какого-нибудь недуга? Вряд ли. Конечно, могла болеть спина или тревожили ноги, как это случается со всеми нами с возрастом. Так или иначе, но лекарством от всех болезней был диван".
Лично я сразу вспомнила бессмертную миссис Беннет и "бедняжку" Эмили из "Ярмарки тщеславия". Честно говоря, никаких ассоциаций с собственной жизнью автобиаграфия королевы детектива у меня не вызвала. Где она, а где я, да и пишется ведь о давно ушедших временах и нравах.
Глянула в комментарии - и ужаснулась: "так бесит эта ее точка зрения. очевидно, в викторианскую эпоху даже крестьянки были хрупкие, нежные и чувствительные и не горбатились на полях, фабриках и по дому", "Очень однобокая точка зрения. Хорошо так рассуждать, сидя на мягком викторианском диванчике, доставшемся в наследство от вельможной бабушки", "Бесит. Удобно рассуждать, когда у тебя есть возможность паразитировать на труде других И да! Женском труде тоже, да еще и платить меньше".
Мне стало странно, и я оставила свой комментарий: "Но она пишет именно о своём круге людей. Почему её, моё или ваше сердце должно болеть за весь мир и за всех женщин? А её идея о замужестве вообще очень здравая. Кстати, моя матушка мастерски практиковала умирающего лебедя по описанному выше рецепту".
И, ойблин, что началось. Самым изумительным в данном контексте было замечание "не царское это дело думать о других людях. Они же вообще существа третьего сорта, которых можно преспокойно грабить, убивать и насиловать, чем и занимались англичане по всему миру". Ыыыы.
Матушка моя и правда была мастером "диванной стратегии", о которой пишет Кристи. Она "умирала", сколько я её помню. Отца она пережила намного, и чуть было не пережила меня. Правда, в наше время такая стратегия чревата риском, что когда бегающие вокруг дивана по какой-то причине исчезнут (семьи-то пошли маленькие), с дивана придётся встать и оказаться в непонятном мире, к которому ты абсолютно не приспособлен. И тогда будет очень, очень плохо. Особенно если привык, что мир крутится вокруг тебя, твоих капризов и твоего настроения. К слову, это поколение женщин тоже уже практически отошло в прошлое. Лично мне и в голову не приходила "диванная карьера", а что уж говорить о последующих поколениях.
Но всё это не имеет никакого отношения к Агате Кристи, которая отнюдь не сидела на кушетке. Она работала, и работала много. Или кто-то ещё считает, что быть профессиональным писателем - это не работа?
Что касается всего мира и всех женщин, то кто сказал, что мы всё о них знаем? Я как-то перебросилась парой соображений с коллегой-сомалийкой, которая с большой гордостью говорила о месте женщины в её культуре: мужчина воюет и обеспечивает, женщина рожает и заботится о семье. Ей эта модель кажется более привлекательной чем та, в которую ей пришлось интегрироваться в Финляндии.
В ноябре 1188 года Генри II и Филипп II воевали по поводу разногласий относительно Берри и Тулузы. Воевали без вдохновения, потому что всем было понятно, что в данном случае надо не воевать, а как-то договариваться. На конференции в Бонмулен попытка договориться, правда, чуть не привела к рукопашной – Генри с Филиппом были в буквальном смысле слова близки к тому, чтобы вцепиться друг другу в кудри, но тут встрял Ричард с требованием, к предмету прямо не относящимся.
читать дальше«Поклянись, папа, что ты не собираешься лишить меня короны», - приблизительно так. У папеньки, очевидно, просто отвисла челюсть от ремарки из совсем другой пьесы, и он на мгновение потерял дар речи. «Что ж, значит это правда, хотя она и казалась мне невероятной», - трагическим голосом прошептал Ричард, и тут же грохнулся на колени перед Филиппом, принеся ему, не переводя дыхания, оммаж и за Аквитанию, и заодно уж за Нормандию.
О том, как провёл в том году Рождество король, история умалчивает, но в январе 1189 года он серьёзно слёг, и проболел аж до Пасхи. Он посылал к сыну просьбы вернуться и одуматься, но Ричард отвечал только тем, что участвовал вместе с Филиппом в грабежах и нападениях на границе. Тогда Генри вытащил себя на очередную мирную конференцию в Ла-Ферте-Бернар. Мог бы и не вытаскивать, потому что Ричард уже принял решение. Даже не так… Было бы лучше, если бы не вытаскивал, потому что сразу по окончании конференции сыночек со своим новым любимым другом неожиданно напали на Ла-Ферте и все крепости в округе. Успешно, потому что подобной пакости от них не ожидали, и к защите не готовились.
Не готовились к защите и в Ле-Мане, городе, где родился Генри и куда он уехал после конференции. Неизвестно, почему. То ли город в принципе не был приспособлен к серьёзной защите, то ли король был так болен, что всем было не до того, то ли никто, включая короля, не мог поверить, что Ричард нападёт. Но Ричард напал, и целью его был захват отца в плен. Защитники сделали, что могли, чтобы дать королю фору – подожгли пригороды. Не слишком мудрое решение в июне, когда стоит сушь и дуют ветры. Ле-Ман загорелся. Король, тем не менее, спасся, и с небольшим эскортом двинулся вперёд. Планом было быстрое пересечение Нормандии, что для Генри было делом привычным, но – он повернул коня. Что бы ни случилось, воевать на уничтожение с сыном он не собирался. А борьба повернула именно в это русло, без сомнения.
Король отправил почти всех, кто был с ним, следовать дальше, в Нормандию, а сам отправился в Анжу. Это был тяжёлый рейд – 200 миль по летним пыльным дорогам, по территории, полной солдат Филиппа. Но Генри доехал до Шинона, где снова слёг. Организм 56-летнего короля был обезвожен до почти смертельного предела. Но он заставил всех организовать ещё одну встречу с Филиппом и Ричардом, 3 июля 1189 года. И пусть сам в седле он держаться практически не мог, его поддерживали с обеих сторон его адъютанты. Он молча выслушал длиннейший список требований Филиппа и согласился со всеми. Отныне Ричард был наследником всей империи Плантагенетов по обе стороны канала. Обратно в Шинон короля несли уже на носилках. 6 июля 1189 года король Англии, герцог Аквитании и Нормандии, граф Анжу, Мэйна и Турени, лорд Ирландии Генрих II умер.
Ричард присутствовал на похоронной мессе. Вряд ли он испытывал стыд или сожаления. Скорее, облегчение – поговаривают, что отец, обнимая на прощание сына и теперь официально наследника всей империи, прошептал ему на ухо: «Дай Бог, чтобы я не умер, пока не отомщу тебе». Звучит драматично, но вряд ли это правда. Не для того Генри резко прекратил кампанию и отправился в опасный путь в Шинон, чтобы сказать эту ядовитую реплику. Так же маловероятна и другая история, о том, что умирающий король потребовал список сторонников Ричарда, и «во первых строках» обнаружил имя Джона. Эту историю рассказал Джеральд Уэльский, который, похоже, в принципе не имел доброго слова сказать о сыновьях Генри, ни об одном из них. И он создавал картину трагедии великого короля, преданного всеми, кому он доверял.
Но порассуждаем логически. Если Генри когда-то и хотел видеть подобный список, то это было до конференции в Ла-Ферте-Бернар. Тогда ему действительно было нужно знать настроения своих баронов, чтобы выстроить стратегию на будущее. В Шиноне, после того, как Ричард уже был одобрен в качестве сольного наследника, подобное действие было бессмысленным. К тому же, Генри большую часть времени находился или без сознания, или в бреду. Был ли сделан список до встречи в Ла-Ферте-Бернар? Кто его составлял? На основании каких данных? Мы не знаем. Зато действия Ричарда по отношению к Джону, после смерти отца и своей коронации, явно говорят о том, что никакой коалиции у них не было. Тем не менее, трогательный рассказ Джеральда Уэльского остался жить в веках.
Молодой Генри был в долгах, ему хотелось абсолютной власти, денег, блеска – и он нарушил условия договора с отцом, потребовав себе всю Нормандию, для начала. Король сыну отказал. Да, ему самому было 16, когда он стал полновластным герцогом Нормандии. Но его сын для такой роли был явно не готов и в 28 лет. И снова повторилась знакомая до тошноты картина – коронованный наследник английского престола демонстративно уехал в Париж. Генри поступил оптимально – дал сыну денег и вытащил на семейное совещание.
читать дальшеПомимо сыновей, на совещании был ещё и зять, муж Матильды, у которого как раз были сложности в его герцогстве.
Генри предложил своим отпрыскам внести полную и окончательную ясность в ситуацию с их наследством. Да, молодой Генри коронован его наследником, и ему пора передать немного больше знаков отличия. Но пока он, Генри II, жив, королём является именно он. А посему, пусть каждый из сыновей принесёт на этом совете персональную присягу. Сначала ему, как правящему королю, и потом – молодому Генри, как будущему королю. Ричард должен был принести клятву за Аквитанию, а Джеффри – за Бретань.
Ричард сухо заметил, что Аквитания не имеет никакого отношения к английской короне, а потому присягать никому, кроме короля Франции, он не намерен. Это был выпад не столько против отца, сколько против брата. По сравнению с молодым Генри, даже Ричард был весьма неплохим правителем, но последние десять лет он только и делал, что усмирял аквитанских баронов, которых его старший брат соблазнял обещаниями, что будет им лучшим лордом, чем жестковатый и не слишком дипломатичный Ричард. Принести присягу подобному типу было для Ричарда равносильно политическому самоубийству. Поэтому, высказав братцу, которого он считал полным идиотом, всё, что о нём думает, Ричард просто хлопнул дверью и спешно отбыл в Аквитанию, где начал срочно укреплять замки и крепости.
Надо отдать должное королю – он признал правоту Ричарда и поддержал именно его. Что касается молодого Генри, то он, объединившись с Джеффри, стал готовиться к войне. Вообще-то Джеффри от свары старших братьев не выигрывал и не проигрывал решительно ничего. Ему просто нравилось стравливать людей. «Истекающий словами, мягкими, словно масло, он был способен отравить своими речами два королевства; неутомимый зачинщик, двурушник во всём, предатель и лицемер» - так описал Джеффри Джеральд Уэльский.
То, как показал себя в этой новой войне молодой Генри, вполне могло бы закрыть ему в будущем карьеру в роли короля, если бы он не был уже коронован. Впрочем, после него английские короли больше никогда не короновали наследников – им хватило этого яркого примера. Молодой человек напал на послов, он грабил города, обдирал церкви и святые места, чтобы платить наёмникам. В результате подобных действий даже те аквитанские лорды, которые не особо любили Ричарда, отказались встать в ряды войска этого короля-принца.
Генри II и Ричард мотались по городам Аквитании, не давая ситуации стать хаотической. Англию спасла Судьба – после грабежа очередной церкви, молодой Генри подхватил острую дизентерию и умер в несколько дней. В принципе, как и в случае с сыном короля Стефана, эта болезнь и смерть могли быть естественными, но могли быть и вызваны ядом.
Впрочем, король Генри не возненавидел своего старшенького и после последних выходок. Молодого Генри похоронили в Руане в конце июня 1183 года, а старый Генри остался горевать до самой осени. Вынырнув из депрессии, он обнаружил, что ситуация не изменилась ни на йоту в лучшую сторону и после смерти его соправителя. Ситуация стала даже хуже, ведь теперь империю нужно было делить заново. По его разумению, Ричард должен был теперь занять место старшего брата как король Англии, и унаследовать Нормандию и Анжу. А Аквитания теперь должна быть передана младшему сыну, Джону. И Ричард, конечно, отказался наотрез. Аквитания была его, и он никому её отдавать не собирался. Да и что сказала бы мама по этому поводу, кстати.
Король устало пожал плечами, отпустил Ричарда в Аквитанию, послал Джона в Ирландию, а сам стал готовить на роль короля Джеффри. Но и этот вариант не устроил Ричарда. Он поднял армию и стал разорять пограничные области Бретани. Несмотря на злость и раздражение, Генри не упустил момент «что скажет мама», и повёз на переговоры с Ричардом Алиенору, права которой на герцогство Аквитания превосходили права Ричарда. Алиенора должна была потребовать у сына Аквитанию для себя. А поскольку Алиенора продолжала числиться женой Генри, то контроль над Аквитанией получил сам король. Ричард подчинился, что ещё ему оставалось. Но тёплых чувств к отцу, если такие в принципе когда-то у него были, это не прибавило.
Два года Генри вообще не поднимал вопрос о своём наследнике и о том, как должна быть переразделена империя Плантагенетов. Он укреплял границы, понимая, что все неприятности в лагере Плантагенетов приглашают Капетинга поучаствовать в веселье. В 1185 году он даже отверг титул короля Иерусалима, хотя патриарх Святого города привёз ему ключи. Генри было не до Иерусалима с его проблемами, под угрозой было дело его жизни. Но до бесконечности тянуть было невозможно, Генри был не тем человеком, который был сказать, что «после меня – хоть потоп». И тут, 19 августа 1186 года, в Париже погиб Джеффри. Погиб глупо, на турнире, и вряд ли в Европе нашёлся хоть один человек, который искренне сожалел бы о его смерти. Верить Филиппу II в его показательном выступлении в Нотр-дам как-то сложно, так что единственными горюющими остались родители Джеффри Плантагенета.
Казалось бы, учитывая амбиции Ричарда и сложившуюся ситуацию, Генри не оставалось ничего, как только назначить Ричарда своим полным преемником. Но вот здесь уже он упёрся. Как потом показала история, Генри был совершенно прав. Для Ричарда никогда не имело значение что-то кроме Аквитании. Тем не менее, он был согласен скорее удавить Джона, чем увидеть его коронованным королём Англии. А в длинном списке действительных и воображаемых обид, нанесённых ему отцом, прибавилась, пожалуй, самая горькая – отказ Генри от венца короля Иерусалима. Ведь после смерти отца корона наверняка перешла бы к нему!
Ричард рвался в Святую землю, чтобы завоевать мечом то, что миром предлагали его отцу, но его не пускали зависнувший вопрос с престолонаследием, распри с Филиппом Французским относительно брака Ричарда со сводной сестрой Филиппа, которые делали границы Аквитании уязвимыми в случае отъезда Ричарда, и просто недостаток денег. Потому что для планов Ричарда доходов от Аквитании было просто-напросто мало. Он не собирался ехать спасать Иерусалим скромным рыцарем, ему была нужна огромная армия.
Именно в этот период Филипп пригласил Ричарда в Париж, и стал есть с ним из одной тарелки и класть в свою кровать в знак доказательства, что он любит возможного преемника английской короны «как свою душу». Заодно он нашёптывал новому другу, что отец наверняка планирует короновать его младшего брата, и женить Джона на Алис, на которой Ричард жениться так и не собрался.
Ричард, наиболее рассудительный из старших принцев, не стал, тем не менее, союзником Филиппа сразу. После визита в Париж, он мирно вернулся к отцу. Но, во-первых, его стало поджимать время с походом к Иерусалиму – желающих победить Саладина и короноваться в Святом городе было немало. А во-вторых, он действительно стал искать и находить подтверждения нашёптываниям Филиппа.
Пока Генри II наводил порядок в Англии, его сын и наследник, молодой Генри, в компании с королём Франции и Филиппом Фландрским вторглись в Нормандию и осадили Руан. Кто же мог поверить, что дела Генри в Англии займут всего месяц вместе с дорогой! Но он свалился на головы осаждающих, привезя им из Англии гостинчик – наёмников из Уэльса, в придачу к своим любимым наёмникам из Брабанта. Осаждающие бежали, и как только Луи добежал до Парижа, он запросил мира. Война была выиграна.
читать дальшеМир был заключён в Монлуи. Король, продемонстрировав, что ссориться с ним не стоит, мстить бунтовщикам был не намерен. Он позволил всем участвующим в мятеже вернуться ровно к тому, с чего они начали, прежде чем восстать. Не было ни казней, ни конфискаций. Правда, одну предосторожность Генри себе позволил: раздавая сыновьям крепости и замки, король поместил в них свои гарнизоны. Молодой Генри получил два замка в Нормандии и 15 000 фунтов из дохода от Анжу – как компенсацию за приграничные замки, отданные Джону в качестве подарка. Ричард получил два поместья в Пуатье и половину годового дохода от графства. Джеффри получил половину от доходов с Бретани, и были улажены формальности относительно его брака с наследницей герцогства. Но это не было вознаграждением за бунт. Раздав то, что он считал нужным и возможным раздать, король запретил сыновьям требовать большего, и выслал Ричарда в Пуатье, а Джеффри - в Бретань.
Кого Генри никогда не простил, так это свою жену. Он знал и имел доказательства, что за войной, длившейся 18 месяцев, стояла именно она. Алиенора была привезена из Шинона в замок Салсбери, и там она оставалась, пока король был жив. Её никак не притесняли, и она даже периодически появлялась при дворе, но ни о каких отношениях между супругами, кроме чисто формальных, больше не могло быть и речи.
Граф Лестер, зачинщик смуты, был арестован и заключён под стражу ещё в октябре 1173 года Робертом де Лэси, в битве при Форнеме, но в январе 1177 года король его выпустил и вернул все титулы и земли. Но не замки. Все замки Роберта Бьюмонта были разрушены, кроме двух (один в Лестершире и другой в Нормандии). И эти два замка Генри забрал под свой контроль.
Хью Бигод, граф Норфолк, наказан не был. Возможно потому, что Генри уже имел с ним конфликт по поводу скутажа, и, по логике этого короля, для Бигода было даже естественно присоединиться к заговору. Может быть, Генри понравились действия Бигода, который, после ареста Лестера, счёл бессмысленным продолжать сражаться. При этом он выкупил для своих наёмников право быть выпущенными из страны, но сам не сбежал во Фландрию, хотя мог. Но, скорее всего, королю показалось нелепым преследовать человека, которому в 1174 году стукнуло уже 79 лет. И действительно, в 1177 году Бигод умер. Хотя… Дело в том, что неугомонный старец умер не в собственной постели, разбитый ревматизмом или ещё какой старческой немощью. Он умер в Палестине, представьте. Так что могло быть и уважение, а не жалость.
Больше всех досталось пленному королю Шотландии, которого король Генри ненавидел всегда до скрежета зубовного. Вильгельм Лев был вынужден обменять свою свободу на полное подчинение Англии. Сам он стал персональным вассалом обоих королей Англии, старого и молодого Генри, его замки и крепости были конфискованы, и все бароны, епископы и духовники Шотландии стали подчинёнными английской короны. Генри II развил ситуацию поддержки своего соправителя и наследника шотландцами до полного предела. К 1175 году он рассматривался в Европе, как наиболее могущественный король.
В 1182 году Генри, готовящийся встретить своё 49-летие, объявил, что он сделал своё завещание. Поскольку считалось, что дела политические улажены уже давно, завещание не касалось политики вообще. Генри завещал 5 000 серебряных марок религиозным домам Англии и 1 000 серебряных марок монастырям Анжу. Он сделал земельные подарки Тамплиерам и Госпитальерам, а также назначил 200 золотых марок для раздела в качестве приданого бедным девицам в Нормандии и Анжу. Исполнителями были назначены все четыре сына, и надзирать за тем, чтобы исполнители поступили в соответствии с волей завещателя, должен был сам Господь. Тридцать лет своей жизни этот король провёл в седле, строя королевство, в котором царили бы справедливость, закон и порядок. Теперь он был готов постепенно передать власть младшему поколению.
К пятидесяти годам Генри чувствовал себя старым. Его ноги, искривленные постоянным нахождением в седле, нещадно болели. Где-то в 70-х лошадь лягнула его в бедро, но времени лечиться у него никогда не было, и теперь король хромал. Он по-прежнему носился по своему королевству, но приступы дикой боли периодически укладывали его в постель. Его любимый недруг, Луи Французский, который был старше его на лет десять, уже умер. И теперь Генри приходилось вести дела с юношей, коронованным как Филипп II, который был моложе его сыновей.
Филипп тоже был соправителем отца, но теперь он был полновластным королём, и младший Генри, наследник Генри II, отчаянно и почти открыто жаждал того же. К сожалению, годы не добавили этому королю-принцу ни ума, ни таланта, ни даже практического навыка управления. Когда? Ведь он всё время проводил на турнирах. И на турниры уходило не только время, туда же утекали и деньги. Например, устроил и оплатил турнир на коронацию Филиппа именно молодой Генри. За это ему позволили нести за Филиппом корону Капетингов.
PHILIPPA LANGLEY AND JOHN ASHDOWN-HILL RECOGNISED IN THE QUEEN’S BIRTHDAY HONOURS LIST
• Richard III Society acknowledges MBE awards to Philippa Langley and John Ashdown-Hill • Philippa and John’s key role in the Looking for Richard project saluted • Quotes from Philippa Langley, Dr John Ashdown-Hill and Society chairman Dr Phil Stone.
The Richard III Society congratulates Philippa Langley and Dr John Ashdown-Hill on being awarded the MBE in the 2015 Queen's Birthday Honours. These awards are a recognition of their key roles in the Looking for Richard project and recognition also for all Ricardians who helped make its success possible.
Philippa and John have been awarded the MBE in recognition of their services to ‘the Exhumation and Identification of Richard III’ (London Gazette). The MBE is given in recognition of a significant achievement or outstanding service to the community, and for local ‘hands-on’ service which stands out as an example to other people. • Philippa Langley’s successful Looking For Richard project marked the first-ever search for the lost grave of an anointed King of England. • The project took seven and a half years, including four years of research and remarkably on the first day of the dig, King Richard’s remains were discovered in the place Philippa Langley had indicated. • Vital to Ms Langley’s search getting underway and its successful conclusion was the identification by Dr John Ashdown-Hill of the mtDNA sequence of Richard III in 2004/5.
Philippa Langley stated: ‘I’m very honoured to receive this award which is totally unexpected. I’m delighted the discovery of the King’s grave has increased employment and boosted the local economy in Leicester but what has really excited me is the impact it’s had on young people; their knowledge and education. For the first time, King Richard III is being read with the true facts surrounding his life and times. In my talks to schools and colleges I am meeting the next generation of historians who are eager to question and make their own discoveries. My prediction is the study of late medieval England will never be the same again.’
читать дальшеЕсть одно место, где мои очаровательные глазки гарантированно получают вполне заслуживаемое ими внимание. В оптике. Жаль только, что я туда редко хожу, потому что зрение у меня практически не меняется. И сегодня пошла только потому, что захотела снова вошедшие в моду (и поэтому подешевевшие) "хамелеоны". Удобно, не нужно светозащитные очки каждый раз из машины в сумку перекладывать.
- А вы знаете, что ваши глаза работают, как единая сложная линза?! - воодушевился оптик. Ну, я ему ответила, что каждый раз это называют по-разному, но фокус в том, что один глаз у меня контролирует ближнее зрение, а другой - дальнее. И я не знаю, врождённое это или приобретённое. И оба - близоруки. Наверное, врождённое, потому что уже в первом классе шёл разговор об очках, но матушка возражала против них настолько яростно, что очки мне удалось получить только в шестом классе, да и то мне запрещалось их носить дома и на улице. Только в случае острой необходимости в классе.
Постоянно носить очки я стала довольно поздно, оказавшись от родного дома на безопасном расстоянии. Поэтому я не люблю своих фотографий школьного периода, на них у меня какой-то сонно-меланхолический вид.
Один оптик решил положение исправить, и теперь у меня есть в машине очки, исправляющие зрение на все 100%. Только вот я в них даже ходить не могу, только вести машину в совсем незнакомых местах, где надо издали видеть все таблички и указатели. А так - хожу себе со своей "сложной линзой", и никаких проблем. Не понимаю, как мне удаётся не портить зрения, почти всё свободное время таращась в монитор, но как-то так вышло.
С властью же у Алиеноры Аквитанской дело обстояло неважно. Генри Плантагенет не был управляемым мужем. Возможно, когда разведённая королева Франции писала ему «приезжай и женись на мне», она полагала, что сможет управлять 19-летним юнцом. Но им никто не мог управлять, даже мать, которую он глубоко уважал. Он дал Алиеноре (как он дал и Матильде) возможность советовать со стороны, наслаждаться чувством своей значимости, иметь роскошный и культивированный двор, но решения Генри II принимал только сам. Не из упрямства и не из чувства собственного величия. Просто он думал более глобально и быстро, чем все его окружающие. В конце концов, этот король был гением.
Знаменитая сцена покаяния Генри II на могиле Бекета
читать дальшеАлиенора несколько раз исполняла обязанности регента королевства, и она оставалась герцогиней Аквитании. Но Генри отдал Гасконь в качестве приданого дочери Элеанор, а когда Раймонд, граф Тулузы, мирился с английской короной, Генри заставил его принести присягу Генри – Молодому королю. А тот, по мнению Алиеноры, не имел в Аквитании никаких прав. Все эти действия супруга королева поняла однозначно: Генри воспринимает Аквитанию не независимым герцогством, а частью англо-норманнской короны. А ведь когда-то они договорились, что Аквитанию и титул герцога получит Ричард! Алиенора воспитала его для этой роли, для Ричарда организовали отдельный двор в Пуату, где он стал в 1170-м году графом! Там у него были свои советники, там он учился быть на юге Франции своим среди своих. А теперь отец разбазаривает наследство сына. Более того, своими действиями он как бы говорит, что Аквитания и в будущем окажется в подчинённом положении по отношению к королю Англии. Не для этой роли она воспитала любимого сына. Да и самой ей пустая герцогская корона вовсе не нравилась.
С точки зрения Алиеноры, Генри нарушил обещание. С точки зрения Генри, он делал политику. Планы для него жили в соответствии с изменениями обстоятельств. Для Алиеноры планы были связывающим договором, и изменению не подлежали. Вместе с фрустрацией, скопившейся за годы брака, вместе с желанием занять то место, которое она оставила ради продолжения династии, Алиенора взбунтовалась против, как она считала, клятвопреступника. Её бунт был хорошо подготовлен, но одна деталь была ею упущена: скорость реакции её супруга. Она снова скакала в Париж из Пуатье, одетая в мужской костюм, но на этот раз ей не удалось уехать дальше Шинона.
Теперь нужно было как-то разгребать то, что натворила Алиенора: союз Луи VII и сыновей Генри II. Ко двору французского короля были посланы вестники. Они нашли соправителя и наследника английского престола в компании французского короля, и попросили его вернуться к отцу.
- От чьего имени вы говорите? – перебил их Луи.
- От имени английского короля, - ответили они.
- Что за чушь, - хмыкнул Луи. – Король Англии – здесь.
Так началась война, которая длилась 18 месяцев. Чем мог привлечь на свою сторону баронов молодой Генри? Деньгами, разумеется. Луи сделал ему печать, и молодой человек этой печатью активно пользовался, раздавая будущие дивиденды и части своего королевства. Было роздано полностью графство Кент, владения в Турени и Мортейне, тысячи фунтов дохода. К восставшему присоединились Филипп Фландрский, Мэттью Булонский, Теобальд Блуасский. В Англии, главной опорой молодого Генри был граф Лестерский – сын того самого Роберта, который в своё время так помог его отцу. Восстали несколько северных лордов, епископ Дарема, Хью Бигод (граф Норфолка) и, конечно, Уильям Лев, король Шотландии. И не стоит даже сомневаться, что управлял молодым Генри король Франции.
Летом 1173 года Генри трепал своих противников во Франции, как хотел. Не больший успех имели и шотландцы, вторгнувшиеся в Нортумберленд. Там им задали жара Роберт де Вокс и Ричард де Лэси. Пытаясь заставить Генри воевать на несколько фронтов, заговорщики упустили из вида, что скорость передвижений была коронным номером английского короля. Например, он ухитрился пересечь всю Нормандию, от Руана до Дола, за два дня. Причём удары его были всегда точны и отлично рассчитаны. Использовал Генри исключительно брабантских наёмников, бесстрашных, жестоких и свирепых. Собственно, в этих подвигах короля легко узнать то, что потом повторит его сын Джон – абсолютна те же скорость, точность, расчёт.
Второй сильной стороной Генри было наличие чрезвычайно компетентных, умеющих мыслить быстро, автономно и эффективно чиновников на ключевых постах. Весь расклад 1173 года показал Луи в настолько невыгодном свете, что английский король ещё раз предложил сыновьям прекратить глупую распрю и вернуться домой. Может, они и вернулись бы, но тут молодой граф Лестер устроил массовую истерику, потрясая мечом и выкрикивая оскорбления в адрес короля. В сентябре Лестер и Хью Бигод высадились в Фрамлингхеме с войсками, состоящими из фламандских наёмников, и начали методично разорять окрестности.
Чего мятежные бароны не учли, так это долгой памяти времён гражданской войны между Стефаном и Матильдой. Фламандских наёмников в Англии просто-напросто ненавидели. Против них выступили не только войска, собранные юстициариями Генри, но и все окрестные крестьяне, включая женщин и подростков.
К сожалению, зима не остудила головы заговорщиков, и весной 1174 года военные действия возобновились. На этот раз удар был направлен на Англию. Шотландцы собрались, перегруппировались и снова вторглись в пограничные области. Мэттью Булонский погиб летом 1173 года, но его Филипп Фландрский поклялся на какой-то реликвии, что предпримет полное вторжение в Англию до июля 1174 года. В общем, понадобилось присутствие самого короля. Генри взял с собой своих наёмников из Брабанта, жену сына Генри, которая как-то осталась при его дворе за ненадобностью, пока её муженёк распускал хвост в Париже, младших детей Джоанну и Джона, а также некоторое количество наиболее важных пленников, включая и свою супругу Алиенору.
Дело было в июле, и на море бушевал шторм. Моряки отнеслись к перспективе отплытия из Барфлёра без энтузиазма, но Генри просто сказал им, что если Бог хочет, чтобы он навёл порядок в своём королевстве, Бог позаботится и о его безопасности. И ему поверили. В Англию они прибыли без потерь, но король не бросился туда, где уже высадился Филипп Фландрский. Король отправился в Кентербери, на могилу Томаса Бекета.
Неизвестно, какое место в жизни Генри II занимала религия. Показательно набожным он не был, и, скорее всего, посмеивался над прямолинейными религиозными толкованиями, как это будет позже делать его сын Джон. И он знал совершенно точно, что его бывший приятель Томас Бекет был далёк от святости. Но ему нужно было сделать что-то, что гарантированно станет легендой и понравится всем его подданным.
Ведь немалая часть населения королевства полагала, что новая жестокая война – это следствие убийства архиепископа, гнев Божий, и что виноват в этом король. Не то, чтобы осуждение было массовым, да и церковь осталась лояльна королю в этой войне, но Генри хотел общего порыва, симпатий на свою сторону. В присутствии епископа Лондона, король покаялся, что хотя он ни словом, ни делом не желал своему другу Томасу смерти, его необдуманные слова сделали свой дело. Он попросил прощения грехов у присутствующих епископов, и затем объявил, что хочет в качестве искупления подвергнуться порке розгами, от трёх до пяти ударов от каждого присутствующего монаха. Монахов поглазеть на раскаяние короля собралось немало, и можно не сомневаться, что к подобной процедуре публичного покаяния они отнеслись совершенно серьёзно, так что не приходится удивляться, что «остаток дня и следующую ночь он провёл в молитвах и без сна, и постился три дня».
Король успешно избежал воспаления ран от порки, таким образом, и Господь услышал его молитвы. Пока шотландский король осаждал Алник и неторопливо завтракал, не потрудившись облачиться с утра в доспех, на осаждающих напал отряд рыцарей из Йоркшира, которые отслеживали подходящий для атаки момент от самого Прадхо. Практически все рыцари Шотландии были в той атаке либо убиты, либо взяты в плен. В плен попал и сам король. Генри II был ещё в Кентербери, когда получил известие. Дело было ночью. И знаете, что он сделал? Поднял всех своих спутников, и отправился с ними к гробнице Бекета, благодарить святого за дарованные прощение и победу. После этого ему не понадобилось много времени, чтобы справиться с заговорщиками в Англии.
Уже 8 августа 1174 года король был снова в Барфлёре. На всё про всё он потратил меньше месяца. О том, насколько скоординированы были действия рыцарей, следивших за шотландцами, и покаянный визит короля в Кентербери, можно только строить предположения. Как известно, лучший способ получить чудо - это устроить его самому.
19 декабря 1154 года Генри Плантагенет был торжественно коронован в Вестминстерском аббатстве. Рядом с ним сидела гордая супруга, Алиенора Аквитанская – снова заметно беременная. Их первому сыну, Вильгельму, был год, и второй сын, Генри, родился 28 февраля 1155 года.
читать дальше Поскольку король носился по своим обширным владениям, вечно выныривая там, где его меньше всего ожидали, он озаботился резиденцией для своей растущей семьи. Вестминстерский дворец был для житья непригоден – его сильно повредили во время гражданской войны. И Алиенора осела на другом берегу Темзы, в Бермондси. Помимо того, что тамошний дворец был в приличном состоянии, королева могла иметь свободу не находиться в Лондоне, перенаселённом и шумном, а только посещать свою столицу по желанию.
Не то, чтобы у неё было слишком много времени для увеселительных прогулок. В сентябре 1155 года она снова была беременна – Матильдой, которая родилась в июне 1156 года. Как раз тогда, когда умер первенец молодой семьи, Вильгельм. В сентябре 1157 года Элеанор родила Ричарда, и ровно через год – Джеффри. Элеанор родилась в 1162 году (перерыв в рождениях объясняется тем, что король провёл 4 года на континенте), Джоан в 1165-м, и, наконец, Джон – в 1167 году.
Какими были отношения между супругами, любили ли они друг друга, или Алиенора просто решила стать примерной королевой, исполняющей свой долг продолжения династии? Кто знает. Королева была не менее амбициозна, чем её супруг, и, несомненно, прекрасно понимала, что период войн и устройства государства неизбежно сменится периодом политики, когда династические браки укрепят границы выстроенной её мужем империи. Что касается личной жизни… Да, она устроила дикий скандал, когда юный супруг чуть ли не сразу после свадьбы сбросил ей на руки своего сына-бастарда Джеффри. Но воспитывался мальчик всё-таки при её дворе. В конце концов, Генри обзавёлся этим незаконнорожденным сыном ещё до брака с Алиенорой.
Но потом были другие бастарды и другие любовницы. Что самое обидное, любовницы вовсе не разовые, что ещё можно было бы понять и простить королю, редко остававшемуся на месте, а вполне себе долгосрочные возлюбленные. Наиболее известна Розамунда Клиффорд, которую англичане любили куда больше, чем аквитанскую гордячку, но были и другие, от куртизанок до графинь. Сколько лет Алиенора вынашивала планы мести? Судя по тому, что в 1173 году Генри II столкнулся не с бунтом в семье, а с хорошо спланированным восстанием, которое поддерживали многие лорды в Англии и на континенте, судя по тому, что ему пришлось воевать одновременно на нескольких фронтах – долго.
Алиенора, похоже, имела на своих старших сыновей неограниченное влияние. Это было не так уж сложно. Генри, будучи практиком до мозга костей, терпеть не мог турниры, искренне не понимая, как и для чего можно подвергать себя смертельной опасности без всякой нужды. Он также последовательно отмахивался от давления Рима принять крест и отправиться в Святую Землю. Зачем?! У него была своя земля, в которой нужно было наводить и поддерживать порядок. Но мальчики слушали баллады внучки герцога-трубадура и её рассказы о крестовом походе, и мечтали о подвигах и славе. Более того, молодые люди выросли, что называется, культивированными. С хорошим образованием, привлекательной внешностью и безупречными манерами.
Можно только предположить, каким они видели своего отца, изредка наезжающего домой. С годами король всё больше превращался в солдата. Он не приобрёл вкуса к роскошным вещам и не полюбил церемонии. А вот его наследник, Генри – Молодой король, был уже по уши в долгах именно потому, что содержал огромный двор, наполненный такими же любителями роскоши и рыцарской романтики. Генри был любящим, но строгим отцом, жёстко контролирующим доходы старшего сына. Сделав старшенького наследником Англии, Нормандии и Анжу, король не дал ему доступа к доходам от этих владений. И чем больше блеска жаждал молодой человек, тем строже контролировал его финансы отец.
Генри - Молодой король
Очевидно, Алиенора ждала только случая. И этот случай ей представился, когда Молодой король был коронован. А коронован он был даже дважды – сначала епископом Йоркским в 1170 году, а потом, на всякий случай, ещё и в 1172 году, вместе с женой. К тому же, парню исполнилось 18 – даже не юноша уже, а мужчина. Женой его, кстати говоря, была дочь бывшего мужа матушки – принцесса Маргарет. Но для того, чтобы подтолкнуть молодого соправителя к решающему выступлению, подзуживаний Алиеноры не понадобилось. Генри II совершенно самостоятельно ухитрился смертельно оскорбить своего наследника, отдав Джону, чей брак он как раз планировал, три замка-крепости: Шинон, Мирабу и Лаудон. С точки зрения молодого Генри, отец не имел никакого права дарить другому то, что было предназначено ему как наследство. И наследник английского престола, соправитель правящего короля, уехал от папочки к тестю, который, разумеется, принял его с распростёртыми объятиями.
В тот момент король Генри только ухмыльнулся. Он прекрасно понимал эмоции и амбиции своего отпрыска, и не видел в его выходке ничего скандального. Но когда он узнал, что в Париж подтянулись два других сына, пятнадцатилетний Ричард и четырнадцатилетний Джеффри, королю стало не улыбок. Особенно неприятной ситуацию делало то, что отправились к королю Франции молодые люди не откуда-то, но из Пуатье, от двора Алиеноры. Генри понял, что супруга предала его всерьёз. Да и общественное мнение указывало на королеву. Архиепископ Руана даже написал ей письмо, повелевающие вернуться с сыновьями к мужу, «которого вы обязаны почитать, и которого вы должны слушаться».
Никто не знает наверняка, почему Алиенора, чуть ли не 20 лет вполне довольная судьбой, вдруг решила если не устроить дворцовый переворот в пользу сына, то перекроить империю супруга на свой лад. Ей было пятьдесят, мужу – 39, и многие впадали в искушение утверждать, что Генри забросил постаревшую супругу в пользу молодой любовницы. Но Розамунда уже по мнению современников была «самой заброшенной королевской любовницей» - любила, ждала, не роптала, и умерла молодой. Так что доказательств того, что король променял постаревшую жену на молодую любовницу, нет.
Если же на ситуацию посмотреть с точки зрения Алиеноры, расклад может оказаться более понятным. Чего уж тут, 50 лет – это 50 лет. Красота, какой бы потрясающей она ни была, к этому возрасту неизбежно изменяется. И вместе с ней изменяется восприятие себя.
Секс? Судя по всему, муж свою королеву на голодном пайке не держал, если только не отсутствовал то год, то полгода.
Привлекательность для мужчин? Она осталась при Алиеноре, королеве и мастерице обольщать словами.
Роскошь? И она была, но и к роскоши можно привыкнуть до равнодушия.
Семья? Королева обеспечила супругу тьму тьмущую потомков, и выбрала для себя того, кто должен был оставаться при ней всегда – Ричарда. Остальные были не то, что чужими, но изначально предназначенными уехать.
Оставалось одно: власть. Власть не надоедает никогда.
Генри II женился, можно сказать, незапланированно. Весной 1152 года он собирал в Нормандии армию для высадки в Англию, где должен был заявить от имени своей, неожиданно уставшей воевать, матушки права на английскую корону. Генри Плантагенету, герцогу Нормандии и графу Анжу, Турени и Мэна, недавно исполнилось 19 лет, и если он подумывал о женитьбе в принципе, это не было для него делом первостепенной важности. Но это было делом первостепенной важности для ставшей бывшей королевы Франции Алиеноры Аквитанской. 21 марта 1152 года ассамблея французских епископов провозгласила её брак с Луи VII подлежащим аннулированию в связи со слишком близкой степенью родства. И вот теперь юный герцог, видевший королеву лишь однажды, за год до этого, получил от Алиеноры записку из Пуатье, смысл которой сводился к «бросай всё, скачи во весь опор сюда, и женись на мне». Так он и сделал.
читать дальшеС точки зрения Алиеноры, это был брак по расчёту. По расчёту этот брак был и для Генри. Возможно, они и понравились друг другу во время встречи в Париже. Возможно даже, что они заключили тогда неформальный договор на будущее – ведь расторжение брака с королём вовсе не стало для Алиеноры неожиданностью. Но если и так, то доказательств этому нет. Для молодого Плантагенета брак с Алиенорой Аквитанской сулил большие перспективы. А вот бывшая королева находилась в очень опасной ситуации, в которой правильный расчёт и скорость исполнения плана означали более приятные перспективы на будущее. Что бы там ни говорили о морали рыцарей середины двенадцатого века, одинокая богатая леди была для любого из них прежде всего добычей, свободная воля которой не только не была важна, а вообще воспринималась абсурдом. Слишком высоки были ставки.
Алиеноре было около 30 лет, и она была герцогиней Аквитании, и женщиной, которую больше не защищала французская корона. И пусть она, опытный политик и воин, выехала из Парижа, после получения свободы, почти мгновенно, пока весть о её разводе не распространилась по стране, скакать ей пришлось через всю долину Луары, в Пуатье. И кто-то уже знал, что охоту можно начинать. Как минимум двое знали – Теобальд Блуасский и Джеффри Плантагенет, 16-летний брат Генри Плантагенета. Будь Алиенора дворцовым цветочком, судьба её оказалась бы незавидной: похищение и насильственный брак со всеми неприятными последствиями. Но невинным цветочком бывшая королева Франции не была.
Ей повезло родиться дочерью и наследницей блестящего герцога Аквитании и графа Пуату, Гильома X, и внучкой герцога-трубадура Гильома IX. Так что в плане культурного окружения и образования у Алиеноры были отличные возможности. А поскольку её папенька был ещё и воином, воевавшим, помимо прочего, с Жоффреем Плантагенетом, и политиком, успешно искоренявшим заговоры против своей власти в Аквитании, то Алиенора довольно рано узнала и то, как на практике делается политика. Что же касается семейных ценностей, то герцоги Аквитанские жили так, как учили – следовали не столько формальностям брака, сколько зову сердца. Особенно отличился герцог-трубадур, привёзший во дворец в качестве официальной возлюбленной жену собственного вассала. Что по этому поводу думала жена куртуазного трубадура, история умалчивает.
Как бы там ни было, отец Алиеноры достаточно неожиданно умер во время пилгримажа в Сантьяго-де-Компостелу, и детство герцогини-наследницы закончилось, когда ей было всего 13 лет. И наследство ей досталось, мягко говоря, сложное. С одной стороны, Аквитания была лакомым кусочком для своего правителя. Через её порты в Гаскони экспортировались вино и соль, через неё пролегали пути к туристическим достопримечательностям того времени – в Сантьяго-де-Компостелу в частности. Аквитания контролировала Пиринеи и включала в себя около четверти территории средневековой Франции. С другой стороны, система управления Аквитанией основывалась больше на сложной системе связей местных лордов, чем на авторитете центрально правительства герцога. Здесь была нужна сильная рука и изощрённый ум.
Неизвестно, обладала ли требуемыми качествами тринадцатилетняя Алиенора, но не было ни одного шанса, что эти качества за ней в Аквитании признают. Поэтому было решено просто выдать деву за принца-наследника французской короны, и предотвратить этим возможные баронские войны за передел владений в Аквитании. А через несколько дней после свадьбы, Алиенора стала королевой Франции, потому что её муж из принца превратился в короля.
Сначала всё было терпимо. Алиенора невзлюбила холодный и полу-монашеский двор своего мужа, но с ней приехала целая толпа южан, из которых она сформировала свой двор. При дворе молодого короля придворные ходили чуть ли не в рясах, но при дворе королевы сверкали драгоценности, и мерцало золотое шитьё на модных нарядах. При дворе короля молились и постились, при дворе королевы поднимали кубки за богато накрытыми столами. К тому же, экзотичная южанка так поразила неизбалованного, получившего монастырское воспитание молодого человека, что он делал более или менее то, чего желала его супруга. Например, встрял в дело о браке сестры Алиеноры, Петрониллы, и начал войну с графом Шампани, которая не принесла ничего хорошего никому из вовлечённых. Кроме, разве что, для Петрониллы, брак которой с Раулем Вермандуа был, в конце концов, признан законным.
Довольно скоро советники короля убедили его, что Алиенора обладает незаурядной решительностью, конечно, но повышенной агрессивностью, и что совсем уж править под пятой такой жены не то что стыдно, но неразумно. К тому времени отношения супругов тоже изменились. Алиенора припечатала, что её муж скорее монах, чем мужчина, а король начал свою горячую супругу бешено ревновать. Так что дурная репутация Алиеноры Аквитанской сложилась уже в 1440-х годах, и не вполне незаслуженно, если смотреть на ситуацию со стороны советников короля. Тем более, что наследника Алиенора так и не родила.
А потом случился Второй крестовый поход, в которой её величество решительно отправилась с его величеством. Наконец-то Алиенора смогла покинуть опостылевший Париж. Но дурная слава следовала за ней по пятам. Алиенора не была виновата в проблемах армии крестоносцев, она не спала со своим дядей, Раймундом Тулузским, и тем более не была любовницей Саладина, и не пыталась с ним бежать – Саладину было на тот момент 10 лет, кстати говоря. Но ревность Луи и репутация Алиеноры настолько отравили их отношения, что уложить их в одну постель смог только папа, с которым они встретились в Тускулуме. Папа уложил их, собственно, в собственную кровать. В результате этих усилий Святейшего престола родилась принцесса Аликс, но брак Луи и Алиеноры это не спасло.
Можно посочувствовать Луи, но у Алиеноры совершенно точно были все основания для претензий. Как показала жизнь, с фертильностью у Алиеноры дела обстояли более чем нормально. Тем не менее, с Луи у неё было всего две дочери, 1145 и 1150 годов рождения. Похоже, аскетизм Луи проявлялся не только за столом, но с какой стати должна была поститься и Алиенора? Так что можно с уверенностью сказать, что развод стал для пары сущим благословением. То есть, развод мужа и жены, но не короля Франции и герцогини Аквитании.
По какой-то таинственной причине, Луи ожидал, что Алиенора испросит его разрешения для следующего замужества. В конце концов, он был не только её бывшим, но и королём. Только ничего подобного Алиенора Аквитанская делать не стала. Она вызвала Генри Плантагенета в Пуатье, куда тот действительно примчался по-военному быстро, всего с несколькими спутниками, и пара чуть ли не бегом отправилась венчаться. Через несколько месяцев Алиенора была беременна, что означало для Франции куда как больше, чем уязвлённое самолюбие её короля. Новый брак герцогини Аквитании с герцогом Нормандии и графом Анжу, Турени и Мэна перекроил карту владений французских королей, а потомство от этого брака увело у дочерей Алиеноры от Луи возможность унаследовать Аквитанию.
Ударила мне в голову идея. Поменять вообще всю кухню в связи с фиаско со стояками мойки. Старенькая она, дом-то в 1983 построен. Пошла смотреть, что предлагают. Господи, никогда не думала, что от каталогов кухонных дизайнов может случиться приступ буквально физической дурноты. Примеры убираю под кат, потому что лично мне на них смотреть действительно больно глазам.