Секрет непопулярности Генри VII, короля, правившего достаточно некровожадно, достаточно очевиден: финансовая политика. То есть, именно то, что и в нашей современности заставляет избирателей метаться между правящим правительством и оппозицией, в тщетной надежде, что следующие 4 года их не будут давить финансовым прессом, или будут давить хотя бы не так сильно. В условиях монархии, граждане лишены даже этого призрачного утешения, а английские монархи еще и имели тенденцию править долгие годы.



Эразмус и Мор (?), на приеме у детей Генри VII в 1499 году. На самом деле, пригласил его в Англию в том году тьютор принца Генри, лорд Монтжой, а Мор тогда был всего лишь студентом. Так что вряд ли Мор мог представить Эразмуса ко двору в Гринвиче. Монтжой, скорее всего, просто использовал случай, чтобы познакомить своего учителя со своим другом, и представить ко двору обоих.

читать дальшеТак что между королем, с его потребностью в деньгах, и теми, с кого он эти деньги хотел получить, стоял парламент. Вообще, в королевстве существовало одно золотое правило, освященное временем: король мог просить денег у парламента только для чего-то, выбивающегося из нормального течения жизни. Например, на оборону или на войну. Если не было необходимости тратиться ни то, ни на другое, а королевская казна пустела, это рассматривалось как неспособность короля толково управлять своим хозяйством. Уволить его с занимаемой должности, понятное дело, за это не могли, но попить кровушки – это сколько угодно. Кажется, единственным королем, которому парламент давал деньги добровольно и с ликованием, был Генри V времен своей победоносной кампании во Франции.

Естественно, за долгие столетия сложился и определенный канон того, как парламент отбивался от королевских требований. Опять же, ничего для нас нового: паршивые погодные условия, эпидемии, дороговизна, проблемы с квалифицированной рабочей силой, расходы на функционирование королевства. Именно поэтому и возненавидели Генри VII, который за основу оценки платежеспособности подданных решил взять факты, а не эмоциональные речи. Практически сразу после того, как осела пыль Босуорта, по городам и весям Англии отправились королевские комиссионеры, оценивающие персональное благосостояние каждого жителя, от герцога до золотаря. Вообще, их путеводной нитью была логика, которую назвали «вилкой Мортона»: если ты живешь широко, то деньги на такой стиль жизни у тебя есть; если же ты живешь скромно, то имеешь деньги в загашнике. Но на практике, добросовестные комиссионеры все-таки оценивали благосостояние по факту активов в хозяйстве. К слову сказать, система прогрессивного налога наших дней от "вилки Мортона" не так уж далека, да и уровень жизни зависит не от величины доходов, а от количества необходимых расходов, но когда это расходы конкретных граждан волновали власти? То есть, практически единственной возможностью остаться хоть немножко в плюсе побольше дозволенного являлось и является занижение уровня доходов. А для того, чтобы иметь возможность их занизить, нужно было не дать властям возможности их оценить.

С другой стороны, Генри VII в своем сребролюбии границ знать не желал. Например, он получил в свое время право сбора налога на войну 1492 года, и этот налог продолжал собираться уже после того, как он вернулся из Франции, так там и не повоевав, но получив жирную пенсию от французского короля. И вот теперь, в 1504 году, он явился в парламент не с просьбой, а с требованием возместить ему расходы за посвящение принца Артура в рыцари, и свадебные расходы на брак принцессы Маргарет. Основанием для этих требований и стало прерогативное право короля, о котором никто из присутствующих, кроме спикера Эдмунда Дадли, не имел ни малейшего понятия. Зато всем казалось логически диким возмещать королю его траты, которые имели место быть в 1489 году, да ещё и относились к принцу, который был уже мертв!

Тем не менее, технически король действительно имел право затребовать и получить сбор налога за представленные расходы как «feudal aid», который обязывал вассалов возмещать расходы их лорда (по его требованию) за посвящение в рыцари старшего сына и за свадьбу старшей дочери.

Относительно того, чего, кроме денег, добивается король своим странным требованием, парламентариев просветил, представьте, не кто иной как Томас Мор, юрист. Совсем молодой тогда парень, он доказал, что его величество просто ищет повод вновь отправить в путь своих комиссионеров, которые вновь оценят, какой именно собственностью располагают королевские подданные. В общем, парламент пришел к компромиссному решению: денег дать, но не в форме feudal aid, а в форме стандартного налога на оборону, который собирался стандартным методом, через шерифов графств, а не комиссионерами короля у каждого отдельно взятого вассала.

Увлекшись прениями по вопросу, никто из присутствующих не догадался включить голову и задуматься, зачем Генри VII понадобилось вытаскивать из нафталина право, в последний раз применявшееся в 1401 году, и уже тогда встреченное совершенно без энтузиазма и приведшее к серии заговоров и восстаний. В конце концов, все же знали, что их король – скряга! Поэтому для всех (кроме, разве что, нескольких соавторов данного проекта) стало полной неожиданностью, когда его величество, закрывая сессию, объявил, что после проведенного заседания он не будет собирать парламент некоторое время, чтобы «облегчить финансовые тяготы свои подданным».

Надо сказать, что очень многие подданные после этого объявления с энтузиазмом мысленно перекрестились. Участие в парламентских сессиях было затратным как в плане денег, так и в плане времени, которое каждому из присутствующих было чем заполнить с гораздо большей выгодой для себя и семьи. Несомненно, парламентарии разъезжались с приятным чувством рядовых граждан, показавших нос королю и заставивших его обидеться, да ещё и избавившихся на неопределенное время от докуки исполнения гражданского долга. О том, что король, на самом деле, просто развязал себе руки, освободившись от парламентарного надзора, не подумал почти никто.