В первую неделю августа Мэри основательно разгрузила Тауэр. Все епископы и проповедники, вне зависимости от убеждений, были выпущены. Гардинеру была вручена большая печать королевства. Лондонского епископа Боннера люди встречали со слезами радости, опять же, и католики, и протестанты. Женщины даже целовали его! Мужчины становились на колени. Наверное, так переполнен собор св. Павла бывал только в дни самых больших церемоний, как 5 августа 1553-го. В принципе, Боннер был весьма неприятной личностью, так что торжественную встречу этого прелата можно было объяснить только тем, что лондонцам любая перемена прочь от курса правительства Эдварда VI была люба.



Единственным человеком в те счастливые дни, кто точно знал, что они сочтены, был имперский посол.

читать дальшеГардинер, пока все праздновали, уселся за счета. Откуда-то надо было добыть 190 000 фунтов, которым равнялись долги предыдущего правительства, которые Мэри была не обязана платить, но решила заплатить.

Было решено, что расходы королевского хозяйства будут уменьшены до размеров расходов двора Генриха VII. Гарнизоны в Бервике и Кале будут посажены на более экономичный бюджет. Флот будет уменьшен, те 900 человек, которых правительство малолетнего Эдварда набрало для личной защиты, будут распущены. Все назначения на должности будут происходить только через сессии парламента, чтобы покончить со взятничеством. Все операции с землями, которые были захвачены, продавались, дарились и использовались после роспуска монастырей, будут пересмотрены. Количество врагов, которых получит в результате этих действий правительство королевы Мэри, Гардинер решил не подсчитывать.

Тем временем, тело Эдварда VI было, наконец, осмотрено, и врач, проводивший осмотр, заявил, что король был, несомненно, отравлен. Мэри, тем не менее, отмела подозрения в убийстве от Нортумберленда, здраво прикинув, что смерть короля именно в начале июля была тому совершенно невыгодна, и решив, что если короля и отравили, то либо произошла ошибка при приготовлении лекарств, либо это был результат небрежности фармацевта. Либо тело было уже в таком плохом состоянии, что врач, осматривающий его, ошибся. Дело пошло на доследование, а короля, наконец, похоронили – по англиканскому обряду, в Вестминстере, что всех совершенно устроило. Службу проводил не кто иной, как архиепископ Кентерберийский, Кранмер, который был на свободе, вопреки своим мрачным прогнозам. Одновременно в часовне Тауэра пели по королю католический реквием.

Не обошлось без скандалов. Элизабет в часовню не явилась, хотя Мэри ее туда пригласила. Капеллан, который начал обходить часовню с кадилом, оказался одним из тех священников, кто женился по разрешению парламента Эдварда, и д-р Вестон, декан Виндзора, с проклятиями у него кадило из рук вырвал. Забавно, что д-р Вестон через несколько лет будет осужден за беспутное поведение. Ирония судьбы. Решение Гардинера сократить стражу и навести экономию в армии и на флоте вызвало ропот среди тех, кто терял на этом заработок.

Что касается самой Мэри, в Тауэре ей иногда начинало казаться, что хоть она и находится на королевской половине замка, тюрьма Тауэра каким-то чудом расширилась и туда. Замок был наполнен тысячами вооруженных людей лордов Дерби, Гастингса, Пемброка, Арунделла и Бедфорда. Всех входящих обыскивали на воротах, никто не мог быть допущен к королеве без того, чтобы лордам не было доложено о цели визита. Ренара к ней тоже не пускали. Она требовала, чтобы Пемброк уменьшил количество своего вооруженного конвоя, который превышал допустимое законом, но тот даже не потрудился явиться к королеве по вызову.



Дерби раздраженно жаловался Ренару, что те, кто помог Мэри получить корону, остались невознагражденными, а предатели сидят в правительстве. Мэри начала терять терпение, она злилась, истерила – сказывалась болезнь. Я не знаю, что именно было с ней не так. Известно, что она заболела в период развода родителей, и болезни сопутствовали слезливость и резкая потеря сил. Возможно, щитовидка, возможно – наследственный диабет. Но стрессы отражались на ней плохо. Вдобавок ко всем неприятностям, по Лондону пошли слухи о том, что она собирается вернуть Англию под руку папы. Так оно и было, конечно, и реакция была соответственной. Когда ее собственный капеллан говорил в соборе св. Павла проповедь, собравшиеся туда иммигранты и местные протестанты-фанатики чуть его не убили. Ситуацию спас только Кортни, буквально заслонивший проповедника с собой. К нему присоединилась его мать и Бедфорд – к счастью, все они были в первом ряду, потому что стража не могла пробиться через человеческую массу.

Воплощалось в жизнь именно то, чего так боялся Генри, из-за чего он в первую очередь не хотел на троне женщину. В Англии гуманисты долго не жили – пример тому Ричард III. Мэри не боялись. Если бы она, вступив в Лондон, театрально организовала несколько казней особо непопулярных политиков, все было бы в порядке. Недаром император Чарльз советовал ей в письме слово в слово то, что советовал ее матери ее дед, отправляя ее в Англию: «будьте хорошей англичанкой». Чарльз также не советовал ей «делать что-либо с религией», но она решила, что у нее миссия и долг по отношению к своему королевству. Она хотела насильно спасти души англичан, снова подчинив их папе, в то время как практически всё население усилиями ее отца, вовремя убирающего фанатиков с обеих сторон, было вполне удовлетворено системой национальной, англиканской церкви.

Мэри сбежала успокаивать нервы в Ричмонд. Там она, по крайней мере, могла встречаться с теми, с кем хотела. К счастью для Англии. Потому что 16 августа она послала за Ренаром, которому она еще не вполне доверяла, но который в тот момент виделся ей единственным, кто может ее понять и что-то ей посоветовать. И он смог. Только усилиями этого иностранца были остановлены в 1553 году массовые беспорядки.

Под его убеждениями Мэри запретила и католикам, и протестантам проповедовать на улицах и вмешиваться в службы друг друга. Более того, она проконсультировалась с мэром Лондона о том, как это сделать практически. Оказывается, очень просто: любая публичная проповедь считалась бы незаконной, если у проповедника отсутствовал патент на эту проповедь, подписанный самой королевой.

Но и Мэри, и всем остальным, как друзьям, так и врагам, стало ясно, что ее психика и склад характера совершено не подходят для той работы, которая ей досталась. Она была способна проявлять невероятную силу духа, но недолго. После всплеска наступала длительная депрессия. Ее не учили быть королевой, ее весьма долго болезненно учили быть послушной.

Теперь, когда власть была у нее, ее характер по-прежнему требовал, чтобы ей говорили, что делать дальше. Но именно потому, что теперь у нее была власть, она не могла устоять против искушения поступать против даваемых советов. Ситуацию мог исправить только муж. Послу Чарльза мудро посоветовали действовать в этом вопросе, учитывая характер Мэри.

Если она решит заключить брак с Кортни, вмешиваться бесполезно. Если она ухватится за кандидатуру сына императора, принца Филиппа, то это будет именно желанным для императора решением. Если она решит возобновить свою помолвку с самим императором, заключенную полусерьезно в ее детстве, то делом мператора будет подсказать ей, что принц Филипп подходит ей по возрасту куда больше.

Кандидат № 3 - император Священной Римской Империи Чарльз (Карл) V

Ренар упомянул слово «замужество» между прочим, чтобы посмотреть на реакцию Мэри. В конце концов, еще недавно она говорила, что замуж бы ей не хотелось. К его радости, Мэри не то, что не передернула плечами, а преисполнилась явным энтузиазмом. Правда, в первую очередь ей пришли в голову только английские кандидаты, и она выразила недоумение, как этот вопрос будет обсуждаться.

Обычно инициативы исходила от того, кто ищет и носит корону. От мужчины, одним словом. Но она-то женщина! Женщина не может взять и объявить, что она хочет выйти замуж, просьба предлагать кандидатуры. Придется подсуетиться кузену и его послу. Посол понял, что если он подходящим образом объявит неопытной женщине, что ее руки по собственной инициативе ищет красивый и молодой принц Испании, она точно согласится.

Кандидат № 2 - Филипп Испанский

Если бы Кортни только знал, что ему следует проявить иницитиаву! Но сама ситуация с незамужней женщиной на троне была так нова, и времени для размышлений так мало, что в главной роли в этом важном для Англии деле оказался слуга иностранного правителя, которому сама по себе Англия была совершенно безразлична.

Кандидат № 1 - Эдвард Кортни