Генри III - 33: тупик

Если к 1256 году в Англии ещё мог найтись человек, не понимающий, как в действительности Святейший престол видит эту страну, то действия папства в том году должны были открыть глаза даже самым наивным. В феврале папа Александр IV потребовал от Генри III полной уплаты всех долгов, относящихся к Сицилии – целых 135 000 марок. После лихорадочных поисков денег, король был вынужден в конце марта ответить, что таких денег у него нет. В ответ папа наделил своих нунциев-сборщиков подати ещё более широкими правами взымать деньги у англичан.



читать дальшеК тому моменту папство обирало страну уже 40 лет, и теперь, когда Александр IV стал проявлять признаки нетерпения по поводу начала военного похода английского контингента в Сицилию, чаша терпения английских лордов и английской церкви переполнилась. Не то чтобы они не понимали, что с момента коронации этого короля в Глостерском соборе Англия стала вассальным государством, чей король не мог воспротивиться приказам своего оверлорда – папы. Понимали. И понимали, что в свое время этот расклад дорогого стоил в прекращении гражданской войны. Но авантюру с Сицилией понимать никто не хотел.

Жизнь, тем не менее, продолжалась, и в августе Генри III встречал дорогих гостей – короля и королеву Шотландии. Это был по-настоящему важный визит, хотя гостями и была просто пара подростков, так что лорды и леди со всего королевства спешили выразить свои приветствия лично, так что, например, дворец в Вудстоке не смог вместить всех прибывших. Да что там, даже Оксфорд оказался забыт под завязку. Зато Уэльс привычно использовал происходящее по-своему, и, понадеявшись на то, что внимание англичан отвлечено, напал на владения принца Эдварда. Принц решил разобраться с делом сам, занял 4000 марок у дяди, поднял войска, и – ничего не добился. Валлийцы просто прошли волной впереди солдат принца, и растворились затем в тумане местных болот вместе с награбленным. Как обычно, впрочем. Эдвард никогда не забудет и не простит Уэльсу этой своей неудачи.

А 26 ноября 1256 года Ричарду Корнуэльскому предложили титул короля Германии, который, теоретически, шел вместе с титулом императора Священной Римской империи (на самом деле, после Фридриха II папы торпедировали назначение на этот титул до самого 1312 года). Против кандидатуры Ричарда возражали герцог Саксонии, маркграф Бранденбурга и архиепископ Трира, которые стояли за кандидатуру короля Альфонсо X Кастильского, но за Ричарда было большинство – четверо из семи курфюстов. Естественно, против кандидатуры Ричарда был сам папа Александр IV, и Луи IX Французский, но поскольку супругой Ричарда была Санча Прованская, её родня очень быстро убедила упрямцев не перечить. Говорят, что большинство в выборах Ричард купил, заплатив 28000 марок Оттокару Богемскому, но это, разумеется, на уровне слухов.

Причем, даже если подкуп имел место, Ричард мог рассматривать эту взятку капиталовложением: вместе с королевским титулом он получил такие владения, что из безумно богатого человека стал сказочно богатым. Конрад фон Гохштаден, архиепископ Кёльна, короновал Ричарда Корнуэльского в Аахене 17 мая 1257 года. Все были счастливы, за исключением проигравшего престижный титул Альфонсо X Кастильского. Ричарда, представьте, любили практически все, несмотря на его богатство.

Во всяком случае, для Генри отъезд брата был чреват большой проблемой – именно Ричард был при нем тем человеком, который умел кулуарно договариваться и сглаживать углы, которые сам Генри умел только образовывать. Более того, именно у Ричарда был авторитет основательного и надежного человека, с которым имело смысл договариваться в принципе. Ну и деньги, да… Теперь, будучи сам королем, Ричард мог и не вкладываться в проекты брата, да и вообще Мэттью Парижский говорит о семистах тысячах фунтов, которые приносили доход Англии, а теперь исчезли из оборота страны вместе с их хозяином.

Сразу скажу, что с этими архаичными титулами королей Германии и императоров Священной римской империи была та ещё путаница. Например, в нескольких статьях той же Википедии утверждается, что в те годы титул короля Германии принадлежал и Ричарду Корнуэльскому, и Альфонсо Кастильскому одновременно как разделенный. Тем не менее, избран и коронован был именно Ричард по решение простого большинства. Альфонсо, как отпрыск династии Гогенштауфенов через линию матери, просто был ставленником трех не голосовавших за Ричарда Корнуэльского. Но он никогда не посещал Германию, за что его партия, в конечном итоге, перестала его поддерживать, когда он снова заявил свои претензии после смерти Ричарда. С другой стороны, некоторые английские историки (тот же Льюис) позволяют себе называть Ричарда Корнуэльского императором священной Римской империи, хотя его императорской короной не короновали.

Где-то в это же время при починке аббатства в Сент-Олбанс, нашли под землей каменный саркофаг с останками, которые враз почему-то признали останками самого святого Альбана. Собственно, ничего мистического в этом нет – аббатства зачастую строили на римских фундаментах, а данный святой был когда-то обычным римским воином в Веруламиуме, где-то в 200-250 годах, укрывшим во время гонения на христиан священника, и обратившимся в христианство, за что и был обезглавлен. И всё бы ничего, если бы палач не отказался Альбана казнить, прямо на месте проникнувшись его верой, а у палача, который его заменил и таки отрубил головы и своему предшественнику, и Альбану, «выпали глаза», как написал Беда Достопочтенный. Даже учитывая, что Достопочтенный писал свои Жития сильно после того, как всё случилось, что-то необычное с глазами того палача должно было произойти, если это осталось на сотни лет в легенде. В общем, в Сент-Олбанс кинулись все, начиная с короля, и несколько дней там весело и благочестиво общались – благо, в честь события всем паломникам была выдана индульгенция на пятнадцать дней.

На этом, собственно, и закончились отпущенные судьбой на 1257 приятные события, если не считать таковым того, что ещё перед Великим Постом принц Эдмунд преподнес батюшке сюрприз. Не взирая на то, что его отец ранее написал папе Александру жалостное письмо о скудости своего королевского бытия и дал втихаря задание своим дипломатам аккуратно похоронить весь проект, принц явился перед парламентом в качестве короля Сицилии и попросил денег. И даже получил – лорды церкви согласились раскошелиться на 52 000 марок, которые, правда, решили дать королю, а не принцу.

А потом внезапно умерла младшая дочь королевской четы, трехлетняя Катерина. Королева не смогла принять смерть младшенькой стоически. Она впала в глубочайшую депрессию, отгородилась от всех, включая мужа, и слабела на глазах. В результате у нее развилась какая-то легочная болезнь. Король, обновляющий стены Лондона, и старавшийся как можно меньше времени проводить дома, где обстановка напоминала кладбищенскую, тоже заболел – подхватил так называемую трехдневную лихорадку, что тогда частенько случалось с теми, кто слишком долго находится рядом с заболоченными берегами Темзы. Трехдневная – потому что трепала три дня, потом на день давала передышку, и снова наваливалась, и так до бесконечности, пока организм выдержит.

В общем, когда его величество однажды трясся в лихорадке и пытался отлежаться между сонмом задач и болезнью, к нему заявился принц Эдвард с просьбой дать ему войска, чтобы разобраться с обнаглевшими вкрай валлийцами, которые земли принца явно рассматривали уже как свои собственные кладовые. И тут Генри прорвало. Махнув рукой на воспитательные тонкости, он вызверился на наследничка: «А чего ты ко мне с этим явился? Это что, мое дело? Это твои земли, которые я тебе подарил. Используй свою власть, заслужи сам себе славу хоть раз в своей молодости, чтобы враги боялись тебя и в старости. А мне и без тебя есть чем заняться!». Эдвард, которому только что сровнялось 18, был шокирован с непривычки (раньше Генри членов семьи щадил от приступов своего сарказма), но в общем-то правоту отца признал.

Со своей стороны, и отец несколько устыдился своей резкости и собрал армию, которую повел в Честер. Денег на зимнюю кампанию у него не было, так что сработал принцип, который он упомянул Эдварду – пуганый враг. Ллевелин поспешил заключить мир как можно скорее: и с его точки зрения воевать зимой в Уэльсе было развлечением так себе. Оба знали, что по весне мир будет нарушен, так что условия были мягкими, просто удобными обеим сторонам на данный момент: валлийцам позволили пользоваться тем, что они захватили, но предупредили отказаться от дальнейших набегов.

Одновременно Генри III пытался отбрыкаться от папы. Александр IV закусил удила, и теперь требовал денег уже с угрозой отлучения от церкви. Генри протестовал как мог, хотя в те времена эти отлучения летали во всех направлениях легко, например просто за запрещение епископу охотиться во владениях другого лорда с собаками. Его отец и император Фридрих II на такую угрозу и ухом бы не повели, и за перо бы не взялись – привыкшими они были к папскому гневу, но Генри был человеком, относящимся ко всем вопросам веры с пиететом, хотя относительно церкви как института власти никаких иллюзий и не имел. К тому же когда-то Святейший престол поклялся, что сам король и его брат Ричард могут быть отлучены только и единственно самим папой, и за дело, а не ради запугивания или подчинения своей воле в вопросе, к религии и вере отношения не имеющем. Около 5 тысяч марок король папе всё-таки наскреб, но тот снова написал письмо с требование платы за сицилийскую корону, которой, кстати, на тот момент короновал себя раза три отлученный от церкви Манфред, признанный бастард Фридриха II. Расколошматив перед этим папские войска.

Стало совершенно очевидно, что вышеупомянутые тысячи были выброшены в бездонный карман папы совершенно напрасно, и вся эта история с сицилийской короной сильно ударила по репутации королевского семейства в Англии. О том, каким идиотом английский король выставил себя перед «всем христианским миром», лучше было и не думать.