Как известно, терпение лондонцев закончилось быстро. Уже вечером 24 июня 1141 года ударили колокола, и горожане повалили из города по направлению к Вестминстеру, который тогда был за городскими стенами. Это произошло настолько неожиданно для Матильды и её сторонников, что ей пришлось бежить буквально из-за обеденного стола, причем, как говорит легенда, блюда были еще теплыми, когда толпа запрудила дворец, который был, конечно, тут же разграблен. Посколько сводить всё к Божьей каре мне не хочется, успех операции "а город против" я объясняю тем, что кто-то очень хорошо подготовил это восстание и озаботился, чтобы максимальное количество сторонников Матильды были не в состоянии готовности к атаке. Кто - не знаю, нужно копаться в хрониках Лондона и искать фигуру возможного лидера. Хэнли называет Матильду Булонскую. Кинг же вообще перепрыгивает через весь эпизод, подчеркивая лишь то, что императрица Матильда из повелительницы в один момент превратилась в беженку, нуждающуюся в расположении других. По-тоему, оба несколько увлекаются в своих суждениях.
Сцена, которой в реальности никогда не было: императрица Матильда отправляет восвояси королеву Матильду, просившую за короля Стефана. В реальности, дамы никогда не встречались по данному вопросучитать дальшеМатильда Булонская было, несомненно, персоной очень интересной. Во-первых, она приходилась императрице Матильде кузиной по матери, то есть, тоже была племянницей Дэвида Шотландского, и тоже была частью высшей светской элиты Европы. Во-вторых, она умела обращаться с лондонцами, и не сомневалась, что их Бог имеет форму весьма тучного золотого тельца, и что они примут своим властелином охотнее того, кто помогает им в их служении, а не того, кто хочет у них объкт боготворения просто отнять. Как графиня Булони в своем праве, королева пленного Стефана по-прежнему контролировала множество торговых путей на континент, а значит, в её руках были завязки кошельков многих лондонских торговцев.
А ещё у неё был под рукой Вильгельм Ипрский, так прагматично смотавшийся с поля брани под Линкольном. То есть, была реальная возможность собрать войско и показать Лондону, где раки зимуют, что и было сделано. Они набрали воинов в Кенте и обрушились на лондонские пригороды, уже несколько пострадавшие от войск другой Матильды. Напугав лондонцев мрачными перспективами, королева Матильда приступила ко второй стадии атаки - к переговорам. Она пообещала им чуть больше автономии, что, в общем-то, вполне соответствовало тому, что ещё раньше им обещал Стефан за поддержку.
Но с кем именно королева вела переговоры? Можно предположить, что или с мэром города, или с его шерифом, потому что у шерифа была военная сила, всегда готовая к действию. Мэром в Лондоне тогда был некий бакалейщик Ральф Эшли, который ухитрился отсидеть на своем месте аж три срока, с 1141 по 1143 год - в самые турбулентные для города времена, что означает, что выгоду лондонцев он соблюдал неукоснительно. О нем сведений быстрый поиск не дает никаких, но он, как торговец, вполне мог быть кровно заинтересован в скорейшей победе старой власти. Стефан, конечно, деньги с лондонских олдерменов тянул, но и на уступки им шел, так что те оставались ещё и с прибылью. А вот императрица Матильда только требовала и угрожала, ничего не давая взамен.
Шерифом же Лондона, сидевшим за стенами Тауэра, был уже упоминавшийся здесь Джеффри де Мандевилль. И личностью он был непростой - одновременно и скользкой, и опасной. Как шериф города, он, по распоряжению короля, предоставил укрытие королеве Матильде и её невестке Констанс, сестре короля Франции, когда Стефан отправился в сторону Линкольна. Когда войска императрицы подошли к Лондону, и королева поняла, что лондонцы выбрали победителя, она быстро подорвалась в Кент, но бравый шериф, не препятствуя королеве, задержал графиню - жену графа Юстаса, наследника Стефана. Тем не менее, известно, что королева Матильда с готовностью приняла его в свой круг, забыв (на время, как потом оказалось) нанесенное оскорбление. Известно, что земли и должности, пожалованные де Мандевиллю императрицей, делали его практически вице-королем нескольких областей, включая лондон, так что вряд ли от вступил бы в сговор с Матильдой Булонской. Разве что если был уверен, что Матильда-королева в своем плане изгнать Матильду-императрицу преуспеет в любом случае, с ним или без него, и решил утвердиться в достигнутом статусе и при грядущих переменах.
С моей точки зрения, Матильда Булонская решительно не могла бы преуспеть в своей лондонской авантюре, не имея поддержки в городе. Так что она только отчасти может рассматриваться как человек, переломивший ситуацию в пользу Стефана, но главную роль в удавшемся заговоре сыграли все-таки лондонцы, которых восстановила против себя своей грубостью и безусловностью требований императрица Матильда. Так что, по сути, госпожа Англии изгнала себя из Лондона сама. И королева Матильда снова уселась там, где была коронована, а императрица Матильда бежала, в сопровождении короля Дэвида Шотландского и Роберта Глостерского, в Оксфорд. Но вряд ли её можно назвать беженкой, ведь именно Оксфорд она сделала своей альтернативной столицей ещё до лондонского приключения. Другое дело, что ущерб её репутации был нанесен, причем ущерб самого унизительного свойства - она потеряла Лондон из-за своей бранчливости и неумения найти общий язык с подданными. Или нежелания этот общий язык искать.
Да, я могу согласиться с доводами, что императрица Матильда играла в Лондоне роль короля, и именно этим объяснялся её буллинг отцов города, тогда как лондонцы ожидали от неё поведения королевы, которая как раз сглаживает обострения, а не создает их. Но лично мне кажется, что за всем стоял имено характер этой дамы, если проследить её поведение с момента появления, в качестве вдовы римского императора, при дворе отца. Её фрустрация в браке с находящимся в подростковом возрасте Жоффруа Анжуйским по-человечески понятна, но ответственные графини не посылают мужей к чертям собачьим, а впрягаются в лямку обязанностей, мягко влияя на супруга. Матильда же подобрала юбки и подорвалась туда, где она была сольным и безусловным властелином.
Маргарет Чибнелл, автор глубоко аналитической биографии императрицы Матильды, выражает удивление, почему эта дама, лично наблюдавшая, во время итальянского похода её первого мужа, важность умения находить компромиссы в политических интригах, повела себя таким образом в Лондоне. Даже если экспрессивность её пассажа, обращенного к лондонцам, её высокомерие и надменное поведение и были преувеличены хронистом, они явно имели место быть. По-моему, объяснений этой странности несколько. Первое, что приходит в голову - это свойственная всем представителям семейства Завоевателя установка "ндраву моему не перечь!"
Во-вторых, природа явно обделила эту внучку Завоевателя чувством юмора. Нигде и никогда в перечисляемых добродетелях императрицы Матильды не упоминается добрый нрав. Она была ответственной, набожной, непоколебимой в решениях, очень смелой, очень лояльной к своим друзьям, но атмосфера вокруг это дамы всегда была напряженной. Оба Вильгельма, дед и дядя, компенсировали крутость характера готовностью к хорошей шутке и шумному застолью. Матильда, женщина в мире мужчин, категорически не могла действовать по этому шаблону. А другого не было. Она попыталась, в первой стадии пребывания в Англии, делегировать развлекательную функцию своему брату, Роберту Глостерскому, но люди сразу заговорили о том, что он узурпировал функции сестры, и что Матильда присутствует в этой операции чисто формально, как оправдание амбициям Роберта Глостерского. Совсем чуточку позже, другая женщина будет чувствовать себя в мужских коридорах власти как рыба в воде - Алиенора Аквитанская, женщина-женщина с хваткой бульдога. Но это уже будет следующее поколение.
В-третьих, мы не знаем, о чем ещё, кроме денег, шла речь во время этих провальных переговоров между представителями города и Матильдой. Хорошо известно, тем не менее, что горожане не переносили той власти над городом, которую имел, благодаря стратегическому положению Тауэра, Джеффри де Мандевилль. Скажем прямо: они ненавидели его как чуму, и действия Матильды, сделавшей де Мандевилля шерифом города, лондонцев взбесили. По их мнению, шериф Лондону, имеющему своего выборного лорда-мэра, был не нужен. И вот в этом вопросе они и нарвались на железный кодекс чести этой женщины. Решив опереться на Мандевилля и Тауэр, она ни при каких обстоятельствах не была готова "передумать", так сказать.