Генри I - "день сурка"

Надо отдать дань Каликстусу II – он ни на минуту не забывал о главной цели Святейшего престола: править королями, и быстрота его реакции с посылкой легата опередила, в данном случае, реакцию не только неопытного в большой политике де Корбейля, но и самого короля Генри.

Впрочем, Генри вообще не мог себе в тот момент позволить бодаться с Римом из-за посылки легата, потому что он, с гибелью Аделина, потерял базу для договора с Фульком Анжуйским, который тут же этим воспользовался. Тут вышло так, что брак между Вильгельмом Аделином и Матильдой Анжуйской был заключен в июле 1119 года, но, по-видимому, не был завершен близостью супругов по причине юного возраста Матильды. Во всяком случае, после гибели Аделина, анжуйцы запросили дочь своего графа домой, и Генри I преспокойно её домой отправил, но отказался возвращать приданое, которое дал за дочерью Фульк, и которое состояло из земель и замков. А Фульк хотел это придание себе вернуть.



Печать Валерана де Мёлана

читать дальше
История стала повторять себя, как в кошмаре. Снова враждебность Фулька, выдавшего свою дочь Сибиллу за сына Роберта Фландрского, Вильгельма Клито, снова разжигающий недовольство нормандских баронов Амори де Монфор, снова предательство в самом ближнем круге короле.

На этот раз, в сердце заговора был Валеран де Мёлан, один из сыновей-близнецов Роберта де Мёлана и воспитанник короля. Вместе с ним, в заговоре оказались и мужья сестер Валерана – Хью де Монфор-сюр-Ризл (не родня Амори де Монфору), муж Аделины; Хью де Шатонеф-ан-Тимере, женатый на Обри; и Вильгельм де Ловел лорд Бревайль, женатый на Мод. Что характерно, заговор уже вовсю плелся в 1122 году, и в нем был сильно замешан Вильгельм де Румар, что, по видимому, и дало впоследствии повод для подозрений, что де Румар был замешан в гибели Белого Корабля. На самом деле, де Румар был в заговоре просто потому, что посчитал себя обделенным обменом владениями между отчимом и королем в процессе приобретения отчимом титула графа Честерского.

Все они ставили, очевидно, на Вильгельма Клито, хотя, видит Бог, Генри никогда не обижал ни Роберта де Мёлана, своего ближайшего соратника, ни его сыновей. Возможно, какое-то значение имеет то, что все вовлеченные не имели значительных владений в Англии, но имели их во Франции, являясь не англонорманнами, а франконорманнами. Был ли замешан в этой игре король Франции, или она была сольным концертом Фулька Анжуйского? В принципе, ничто не указывает на какие-либо связи между Фульком и Луи Французским. Что касается Амори де Монфора, то Валеран в будущем женится на его дочери, но только после того, как его первая «жена», маленькая дочь короля Стефана, умрет. Так что вряд ли Амори или король Франции играли в 1122 году активную роль в жизни Валерана, которому тогда было только 18 лет.

В любом случае, выступление Валерана хоть и стало неприятной новостью для короля, неожиданностью оно для него не было. Служба королевской безопасности предупредила его о практически сразу, как заговор начал готовиться. В апреле 1123 года, в Нормандию отплыли сын короля Роберт Глостерский и наш старый знакомец, Ранульф де Мешен, ныне граф Честерский. Роберт расположился в Котантене, а Ранульф – в сердце владений Амори де Монфора, в королевской цитедели Эврё. Сам Генри пересек пролив в июне. Никак не деменстрируя свою осведомленность, король принялся за то, что в любом случае делает каждый рачительный хозяин герцогства – укрепил стены в Руане, возвел новую башню в Кане, добавил людей в гарнизоны пограничных крепостей Артуа, Жизора, Вернона, Арджентана, Фалеза, Эксма, Вира, Гавре, Домфронта и Амбриера. Сам он, с большой армией, расположился в Руане, откуда неспешно выдвинулся в неопределенном направлении только в октябре.

Он знал, конечно, что месяц назад заговорщики собирались в замке Валерана около Эврё, и что Вильгельм Клито стал атаковать Нормандию с юга, при помощи Фулька Анжуйского, но Генри по-прежнему было невозможно заставить воевать по чужому сценарию. За неспешностью его движений была цель – он хотел расколоть ряды заговорщиков. Вызвав к себе Хью де де Монфора-сюр-Ризла, он приказал ему сдать замок Морнфор-сюр-Ризл, на что Хью пришлось ответить согласием. Но он одурачил сопровождающих, оторвавшись от них прямо у стен замка, и захлопнув ворота перед носом. Оставив жену Аделину этот замок защищать, Хью отправился к друзьям – предупредить, что заговор раскрыт. Аделина защищала замлк на совесть, потому что королю понадобился месяц, чтобы его взять. Тем не менее, он был готов вернуть все принадлежащие им земли Аделине и Хью (за исключением цитадели), если Хью перестанет играть в заговорщика. Но тот не перестал.

Вообще-то, в этой кампании были замечены французские рыцари, сражавшиеся против английского короля, но я бы не стала делать из этого факта далеко идущие выводы. Вполне вероятно, что они просто поспешили принять участие в войне ради самой войны. Или просто против англичан, а не именно ради заговорщиков. Или ради заговорщиков, но на родственно-дружеской, а не политической базе.

Конец всей этой истории пришел в конце марта 1124 года, причем удивительно не то, что он пришел, а то, как именно, потому что ход событий дает нам некоторое понимание социального устройства того времени.

В ночь на 25 марта, заговорщики, в полном составе, попытались освободить осажденный Ваттвиль, напав на королевскую осадную башню. Всё дело закончилось более или менее тем, что они поотрубили ноги пойманным в лесу крестьянам, которые собирали хворост, да захватили в плен Вальтера де Валиквервилля, командующего осадой, зацепив его железным крюком за ногу, и стащив с крепостного вала. Скауты донесли об этой вылазке Ранульфу Честерскому, который тут же сгоношил за сутки, с другими тремя членами королевской familia regia, около трех сотен бойцов. Насколько понимаю, сам Ранульф остался там, где был - в цитадели Эврё. Всё шло, таким образом, споро и нормально.

Но когда повстанцы показались из лесу, люди королевской партии оробели нападать на эту стайку высокопоставленных аристократов. Положение спас кастеллан замка Берне Одо Борленг, заявивший соратникам, что если они не соберутся с духом, то лучше им на глаза королю не показываться и на плату не надеяться, ибо стыдобища же! Напоминание о плате помогло преодолеть порог неуверенности. Со своей стороны, Валеран де Мёлан, обозвав familia regia короля сборищем сиволапых мужиков, кинулся на три сотни построения с сорока рыцарями. Финал битвы, собственно, повторил финал битвы при Бремюле, где жертвой своей гордости стал король Франции. Единственным, кого жизнь научила уважать сиволапых мужиков, если те были вооружены луками и находились под командованием королевских офицеров, был Амори де Монфор, но его никто не послушал.
Итак, король получил всех повстанцев, кроме сбежавшего во Францию де Ловела, да Амори де Монфора, который так хорошо заговорил зубы пленившему его де Гранкуру, что в изгнание они подались вместе.

В общем-то, отделались эти аристократы относительно легко – просидев лет пять в королевских тюрьмах. Конечно, это были годы их юности, но, все-таки, принадлежность к высшему классу общества из защитила. Хуже всего пришлось Хью де Монфору, который в свое время отверг призыв короля одуматься – этот просидел в тюрьме лет десять, освободил его только Стефан Блуасский. Хуже пришлось нескольким заговорщикам более мелкого ранга, которых судили в Руане. Те были приговорены к ослеплению, и это, как понимаете, было для их преступления и века, в котором они жили, удивительно мягким наказанием. Правда, с их точки зрения это выглядело совсем даже не так, и один убил себя, колотя головой об стену, до приведения наказания в исполнение.

Что касается зачинщика всей вышеописанной кутерьмы, то Валеран был выпущен из заключения в 1129 году, занял свое место при дворе короля, и стал продвигаться вперед по служебной лестнице, как будто ничего и не случилось между ним и королем.