Эдвард IV - первая битва при Сент-Олбанс

Первая битва при Сент-Олбанс почему-то довольно долго рассматривалась именитыми историками (типа Чарльза Росса) с непонятным пренебрежением. Непонятным, потому что она стала первой открытой битвой Войн Роз.



Спровоцировал эту битву вызов трех Ричардов (Йорка, Варвика и Салсбери) на заседание королевского совета, где снова всем заправлял освобожденный своим королем и покровителем Сомерсет. Да, они по вызову не явились и покинули Лондон, но при этом не были настолько наивны, чтобы предполагать, что партия королевских фаворитов оставит их в покое. И они объявили своим войскам сбор.

Строго говоря, переходя к военным действиям, герцог Йорк нарушил свою клятву никогда не оспаривать действия короля ни словом, ни делом. Правда, его к ней принудили, прибегнув к некрасивому ходу, да и выхода у него не было. Позже аббат Ветемштедт писал, что герцог получил от папы освобождение от этой клятвы, но вряд ли у него было в тот момент время писать папе и ждать ответа. Впрочем, возможно, что в случаях вынужденных клятв было возможно освобождение и пост-фактум. В свое время с аналогичной ситуацией освобождения от выкрученной под угрозой жизни клятвы столкнется Мэри Тюдор.

читать дальшеТо, что Йорк не планировал войну заранее, а просто реагировал на ситуацию, ясно из того, с какими силами он и Салсбери двинулись на юг в мае 1455 года. Даже с присоединившимся по дороге Варвиком, они собрали только около 3 000 человек. На западе Норфолк к тому моменту своих людей собрать еще не успел. По свидетельству хроник Бенета, к Ричарду Йорку присоединился его сын Эдвард, граф Марч, который привел какие-то военные силы из своего графства. Другие хроники об этом не упоминают, но вполне логично, что 13-летний Эдвард, старший сын герцога Йорка, не остался в стороне, когда на карте стояла жизнь его отца.

Впрочем, не в лучшем положении был и Сомерсет. Из Лондона, где он находился возле короля, он набрал только весьма небольшую армию, которую повел в Лестер: своего сына Дорсета, герцога Бэкингема с его сыном Стаффордом, Нортумберленда (Генри Перси), Девона, Пемброка, Вилтшира, Ормонда, и лордов Клиффорда, Дадли и Руза.

Йоркисты встали лагерем в Ройстоне.

Всё еще можно было спасти, потому что Йорк отправил манифесты как напрямую к королю, так и через архиепископа Кентерберийского, где подчеркивал, что он и его союзники продолжают считать себя подданными короля, и их действия направлены только на что, чтобы спасти его от вредоносного влияния Сомерсета и его лордов-союзников. Позднее выяснилось, что оба письма были задержаны Сомерсетом, и король так и не узнал причины «бунта» Йорка.

Впрочем, вряд ли что-то изменилось, даже если бы король получил обращения герцога. Это ведь был уже не первый случай, когда страна качалась на грани гражданской войны из-за Сомерсета, и каждый раз король выбирал Сомерсета, и всё как-то устаканивалось, хоть и с трудом. С какой стати тихий упрямец Генрих вдруг решил бы мыслить государственно? С какой стати он мог вдруг понять, что управлять королевством только при помощи кучки близких к престолу лордов, не подпуская остальных к государственным делам – невозможно… Допустим, что ситуация не обострилась бы до состояния войны, если бы такое управление было успешным. Но оно не было.

Вместе с Сомерсетом, король выехал из Лондона 21 мая 1455 года, и на следующий день их силы заняли позиции у городка Сент-Олбанс. Йоркисты сгруппировались неподалеку. Средневековая куртуазность военных действий была в тот момент еще не совсем отброшена, поэтому ланкастерианцы послали герцога Бэкингема, который был братом жены Салсбери, парламентером с официальным вопросом о намерениях йоркистов. Три Ричарда ответили, что они, верные слуги короля, пришли освободить его от предателей, и не успокоятся, пока те не умрут, или они сами не умрут в своей праведной борьбе.



Чего они хотели достичь таким заявлением? Во-первых, Генрих был до мозга костей лоялен своим. Во-вторых, даже если бы он дал себе труд задуматься о ситуации, Сомерсет был, практически, последней картой ланкастерианской колоды, опорой режима. В-третьих, Сомерсета он просто-напросто считал своим другом, а друзей не предают даже короли. Очевидно, Генрих был взбешен до того предела, на который он был способен, потому что ответил Ричардам посланием, которое заслуживает быть приведенным полностью. Как минимум для того, чтобы опровергнуть мнение о всепоглощающей кротости этого короля.

«Я, король Гарри, приказываю и повелеваю, чтобы любой, вне завистмости от ранга, статуса или положения, в котором он находится, немедленно оставил поле боя и не смел нагло сопротивляться мне в моем собственном королевстве. Ибо я узнаю, какой изменник посмел возмущать людей в моей собственной земле, ввергая меня в великую печаль и тревогу. Ибо по праву, данному мне св. Эдвардом и короной Англии, я уничтожу любого, от какого бы рода он не вел свою родословную, через повешанье, утопление и четвертование – в качестве науки для тех, кто возмущает людей в моей стране и смеет изменнически противиться своему Королю и повелителю. И Бог мне свидетель, чтобы поставить точку в этом раздоре, я сам готов победить или умереть в этот день”.

Грозные слова, но Генри VI всегда очень трепетно относился к своему королевскому статусу, и уже успел доказать, что вешать несогласных он умеет.

Что оставалось делать Йорку? Он атаковал. Не вдаваясь в подробности, скажу, что исход битвы решил военный гений Варвика, что Сомерсет, Нортумберленд и лорд Клиффорд погибли, герцог Бэкингем был ранен в лицо стрелой, а король остался у своего стандарта в полном одиночестве, и тоже был ранен стрелой в шею, после чего кто-то увел его в какое-то укрытие, где его и нашли позже Ричарды. Они опустились перед ним на колени, и король попросил их прекратить кровопролитие. Очевидно, вид брошенного всеми, раненого короля потряс Йорка, Варвика и Салсбери настолько, что они ничего не сказали ему о гибели Сомерсета, а просто отвели в Аббатство, и оставили на попечении аббата Ветемштедта.



Йоркисты в раже битвы практически разнесли Сент-Олбани, и аббат боялся, что та же судьба постигнет и само Аббатство, но обошлось. Пожалуй, эту битву можно обозначить первой в ряду войн новой эпохи, в которой не осталось места милосердию и рыцарственности, уважения к врагу и милосердию. Если, конечно, эти качества действительно имели когда-нибудь место где-то, кроме страниц рыцарских романов.

Битва при Сент-Олбанс поражает воображение своей свирепостью. Жители бежали, многие погибли, трупы лежали на улицах, никем не прибранные, пока аббат не обратился с просьбой о погребении погибших непосредственно к герцогу Йорку. После этого убитых собрали и похоронили. Сомерсет, Нортумберленд и Клиффорд были похоронены на территории Аббатства, но их могилы историки опознать не смогли, что говорит о том, что захоронены те были без всяких почестей, обычных для людей их ранга.



Короля перевезли в Лондон, во дворец епископа. Не похоже, чтобы его свободу как-то ограничивали, но не то никто особенно им не занимался, не то он сам не доверял тем, кто находился вокруг него, но сохранилось его письмо от 5 июня, написанное из Вестминстера, физиатру покойного герцога Глостера, чтобы тот прибыл 12 июня осмотреть рану короля в Виндзор. Позднее король, королева и принц отправились в летнее поместье отдыхать, как ни в чем не бывало.

Правительство йоркистов было сформировано, сам Ричард Йорк стал Коннетаблем Англии, Ричард Варвик – капитаном Кале, а Ричард Салсбери – канцлером герцогства Ланкастер, которое давно уже нуждалось в хозяйском присмотре. Лорд Канцлер остался прежний, архиепископ Кентерберийский. Преследованиям своих врагов йоркисты снова не стали заниматься. Девона, правда, вернули в заключение.

Парламент, собравшийся в Лондоне 9 июля, начался напряженно, и король даже запретил проносить оружие на заседания, пока лорды мудро не решили свалить трагедию Сент-Олбанс на покойного Сомерсета, которому, понятное дело, было уже все равно, в чем еще его обвиняют. Остальные были огулом помилованы. Все лорды принесли свежую вассальную клятву королю, тот, получив наконец адресованные ему письма Ричардов от 21 и 22 мая, расчувствовался – и, почему-то, одарил щедро Салсбери. Наверное потому, что тот отправлялся приводить в порядок растрепанную королевскую вотчину.

Этот парламент замечателен там, что специальным декретом посмертно очистил покойного Глостера от подозрений в измене. Никакого практического смысла в этом не было. Наверное, йоркисты просто хотели сделать жест доброй воли в сторону ланкастерианцев, потому что в свое время взгляды Хэмфри Глостера и Ричарда Йорка редко в чем совпадали. Впрочем, против всякой логики, Хэмфри всегда был любим народом, так что вполне возможно, что его последняя реабилитация была актом йоркистской пропаганды, которая может нам показаться наивной и забавной, но в свое время считалась действенной и успешной.

Всё затихло, но это вовсе не было знаком воцарившегося порядка. Королева кипела яростью, ставленники Сомерсета, потерявшие должности, жаждали реванша, и кровь, пролитая в Сент-Олбанс, требовала крови.