Томас Кромвель - 21

Открытая ссора между Кромвелем и Гардинером началась с проповеди Роберта Барнса, бывшего монаха-августинца, а ныне пылкого реформатора. 29 февраля 1540 года Барнс, который был другом Кромвеля, произнес очень персональную речь, утверждающую, по сути, что Гардинер был человеком Рима в Англии. Гардинер потребовал извинения, и недаром: он был католиком до мозга костей, но не менее пылко поддерживал свободу английской церкви от Святейшего Престола. Барнс ответил ему поднятием пальца – этот жест был уже известен, очевидно. Или Барнс пытался дать понять оппоненту, что извинится только перед Господом.



читать дальшеГардинер пожаловался королю, и король вызвал Барнса в Хемптон Корт, где объяснил ретивому ревнителю реформации и парочке его единомышленников, что они сильно не правы, и что искупить свою вину они могут публичным покаянием – на этот раз, но второго шанса не будет. Проповедники покаялись, но Гардинер распорядился их арестовать и доставить в Тауэр в любом случае. Те всполошились, решив, что теперь их точно ждет казнь, так что нет смысла и каяться – и отменили свое раскаяние. Гардинер неплохо доказал этим королю, что покаянным речам реформистов нельзя верить. По-моему, мог бы и не тратить порох, Большой Гарри и без него никому не верил, слишком хорошо зная безграничную гибкость человеческой совести. Просто ему было бы достаточно, чтобы каждый ретивец держал свое рвение при себе.

Естественно, Кромвель принял обиду, нанесенную его знакомому, очень лично. Теперь он и Гардинер даже не пытались делать вид, что могут быть вежливы друг к другу. И уже 10 впреля 1540 года французский посол Марильяк предупреждает своего работодателя, что очень скоро в правительстве Англии пройдут большие изменения: «король начнет назначать министров, выдвигая тех, кого отвергал раньше, и отставляя тех, кого он возвысил». И даже называет имя возможного преемника Кромвеля: Катберт Танстелл, епископ Дарема. Марильяк считал, что даже если, каким-то чудом, Кромвель сохранит королевский фавор и свое влияние, титул Генерального Викария все равно отойдет к Танстеллу.



Такое впечатление, что придворные имели какое-то сверхъестественное чутье на грядущие перемены. Или просто судьба распределяет плюхи и плюшки на определенные периоды времени: или закидывает плюшками, или сбивает с ног плюхами. Именно в тот момент лорд Лайл из Кале пишет раздраженное письмо герцогу Норфолку по поводу того, что многие, не согласные с «Шестью статьями», осели в Кале, на что Кромвель и Кранмер благополучно закрывали глаза, не делая решительно ничего для искоренения ереси в отдельно взятой городе-крепости. И что он, лорд-депутат, может сделать, если у него нет поддержки из Лондона?

Лорд Лайл отдельно предупредил Норфолка, чтобы тот держал содержание письма при себе, потому что Кромвеля он боялся.

Артур Плантагенет, лорд Лайл - третий слева

Но Норфолк раззвонил о положении дел в Кале по всему Лондону, и Кромвелю пришлось отправить туда в апреле комиссию из шести человек под командой Роберта Ратклиффа, графа Сассекса. Разумеется, комиссия много чего нашла – ведь Кале жил своей жизнью, в которой до Лондона было далеко, а до короля высоко. Оказалось, что недостаточно далеко и высоко. Более того, там, где комиссия ограничилась бы мягкими мерами типа отстранения от должности, его величество был настроен карать.

Роберт Ратклифф

Некий Томас Брук, один из двух депутатов парламента от Кале, не участвовал ни в каких религиозных церемониях, ссылаясь на слабое здоровье. Король тут же мстительно припомнил, что это – тот самый депутат, который особо упорствовал против принятия Шести Статей, и распорядился казнить Брука по обвинению или в государственной измене или в ереси – на выбор комиссии.

Сэр Джордж Кэрью провинился в том, что ел мясо в пост. Казалось бы, достаточно покаяния. Но нет, король припомнил участие клана Кэрью в событиях 1538 года, и распорядился доставить сэра Джорджа в Лондон под усиленной охраной, и подобрать как можно больше жестких обвинений, которые можно будет предъявить на суде. Судя по всему, обвинений не нашлось, и сэр Джордж дослужился до адмирала - только за тем, чтобы утонуть вместе с кораблем Мэри Роуз буквально на глазах короля. От судьбы не уйдешь...

сэр Джордж

Потом комиссия наткнулась на деятельность капеллана самого лорда Лайла. Грегори Ботолф был настолько темной лошадкой, что лорду не стоило бы иметь дело с этим авантюристом вообще. Тот очень активно общался с Реджинальдом Полем, обещая ему, не больше и не меньше, как вообще сдать Кале. Или, во всяком случае, так он утверждал в определенных кругах.

Вообще, Ботолф был классическим примером классического мошенника. Когда его монастырь расформировали, он смылся, прихватив монастырского добра на неплохую сумму. Прожившись и съездив в Рим, чтобы развеяться, он устроился в Кале, планируя захватить город, набрав 500 человек. Вроде, на это было у него благословение самого папы, которого он видел в Риме. Может, и было. Рим не упускал ни одной возможности нагадить Англии. А, может, встреча с папой была плодом воображения Ботолфа, и никогда он Кале не намеревался захватывать, а просто пытался собрать средства, чтобы их прикарманить. Уговаривать он умел, не зря его кличка была Sweetlips.

Кстати, этот хитрюга, покончив с монастырской жизнью, просто взял в качестве фамилии имя малоизвестного святого аббата, покровителя путешественников. И кто скажет, что его покровитель ему не помог.

Поскольку титул виконта Лайла в 1540 году носил Артур Плантагенет, незаконный сын короля Эдди, король отреагировал очень остро. Виконт был вызван в Лондон, где его немедленно заключили в Тауэр. Естественно, для всех было вполне очевидно, что ни в каких заговорах Артур Плантагенет участия не принимал, но бедняга так и стался узником до конца своей жизни. Говорят, в 1542 году ему принесли известие о том, что король его помиловал, и виконт умер на месте от сердечного приступа, но кто его знает, был ли этот приступ естественным. Сколько раз за эти два года он проклял тот момент, когда решил излить в письме свое раздражение против Кромвеля Норфолку?

Таким образом, Кромвелю не оставалось ничего другого, кроме как попытаться встать во главе движения за универсализацию религиозных практик в Англии. На очередном заседании парламента Кромвель невольно высказал, что стояло за его нейтральностью в этом вопросе: он считал ситуацию разделения христианской религии на «папистов» и «еретиков» совершенно ненормальной.

Кстати, в этом отношении он имел единомышленника в лице короля, просто у его величества Большого Гарри были свои методы демонстрации точки зрения. Если хорошенько проследить деятельность Кромвеля, то не может не броситься в глаза главное отличие Лорда Малой Печати от его царственного патрона: сэр Томас не любил крови. Разумеется, делая политику он играл жизнями людей, но в нем совершенно не было свирепости.

Очевидно, и сам Кромвель это знал. В очередной раз он пытался вдолбить в головы парламентариев, что для всех будет лучше, если люди начнут действовать так, как им прямо и недвусмысленно приказал их король. Но короля начало раздражать, что его Генеральный Викарий не проявляет рвения вешать женатых священников и жечь еретиков.

Совпало так, что в 1539 году королевский двор в очередной раз раскидал больше денег, чем собрал. Напоминаю, что в Гарри соединились черты скупца и кутилы – он был жаден до денег, как папаша, но при этом любил жить на широкую ногу, как его матушка. Характерным примером можно назвать идею о том, что было бы здорово нанять 50 телохранителей-гвардейцев для короля. Нет, ничто его величеству не грозило, конечно, но гвардия с алебардами – это так красиво. В конце концов, у Франциска таких было аж 200! Набирались эти молодые люди из рядов низшей аристократии и высших эшелонов джентри. В результате баланс королевского хозяйства ушел в минус на 7 000 фунтов. Идея, кстати, принадлежала Кромвелю, желавшему приободрить короля накануне въезда Анны Клевской в Лондон.

Логично, что тот же Кромвель должен был решать, откуда раздобыть денег на покрытие дефицита и на грядущие экстра-расходы. И он решил разогнать английский орден Госпитальеров с полной конфискацией имущества ордена в пользу короны. Предсказуемо, этот проект был встречен палатой общин в штыки: Госпитальеров уважали за их работу и религиозное рвение, и репутация ордена никогда не была в Англии запятнана скандалами или даже намеками на скандал. Госпитальеры были именно теми, кем им предписывал быть устав: свободными от коррупции и корысти. Бедой ордена стало то, что уважение, которое к ним питали, выражалось в подарках и дотациях, которых собралось за столетия немало. Более того, поскольку эти богатства не растрачивались на веселую жизнь братьев и их начальства, средства накапливались себе и накапливались.

Кромвель решил пойти с карты супремации, и технически он был прав: сам устав ордена предполагал связь со Святейшим Престолом. Ему, в конце концов, удалось протолкнуть решение через парламент, используя весь спектр нелегального влияния на парламентариев (проще говоря, шантаж), и в начале мая орден был разогнан и его средства экспроприированы. Это убило Великого Приора ордена, сэра Уильяма Вестона, но не особо пополнило королевскую кассу.

гробница сэра Уильяма Вестона

После турнира на Майский День 1540 года его величество раздал всем участникам по 100 марок (по 67 фунтов по курсу того времени) и по дому в вечное пользование. Не говоря уже о том, что сам турнир и грандиозный пир в Дарем Хауз стоили немало.

Таким образом, действия сэра Томаса не привели к желаемым результатам, но сделали его врагами очень многих из тех, кто до сих пор относился к нему с симпатией или хотя бы нейтрально. Но еще большее обострение отношений с лордами было для Кромвеля впереди. Он задумал налоговую реформу.