Мэри Тюдор - попытка пожертвовать королевой

Заговорщики двинулись на позиции на третьей неделе января. То, что их намерения были более, чем серьезны, говорят записи муниципальной сессии в Экзетере. Произошла накладка: несколько олдерменов, направляющихся на заседание, по ошибке схватили люди Кэрью, и отволокли разбираться под виселицу. Ошибку поняли, к счастью, до того, как кто-нибудь оказался повешен, но люди услышали достаточно, чтобы напугать городской совет. На следующий день горожане с ужасом глядели, как через ворота входят обозы с оружием для повстанцев-протестантов. С самого 1549 года у городских католиков не было никакого оружия, стены крепости больше крепостью, по сути, не являлись, и если бы в графстве началось серьезное гонение на католиков, это стало бы избиением. Ситуация не взорвалась только по одной причине: Кортни, которого ждали, чтобы начать действия, не прибыл.

читать дальшеКортни задержался в Лондоне, где как раз то ли подписывался логовор, то ли ожидалась его ратификация. Почему-то он решил, что в результате королеве придется выходить замуж за него. Очевидно, свои мысли он при себе не держал, потому что некоторые фразы стали известны Гардинеру, который почувствовал запах паленого, и вызвал Кортни к себе. Гардинер был умен, Кортни слабохарактерен, к тому же они действительно почти дружили. Поэтому очень быстро Кортини рассказал Гардинеру все подробности готовящегося заговора.

Ситуация была очень деликатной. Гардинер хотел бы предупредить бунт, а не подавить его. Тем более, что время было. Заговорщики не намеревались начинать глобальных действий, пока в Англию не прибыл бы Филипп. Поэтому Гардинер отправился к королеве. Он не упомянул даже имени Кортни, зато упомянул Кэрью. Сэру Питеру и его брату был послан приказ прибыть в Лондон, чего они, разумеется, не сделали. Кэрью написал одновременно два письма: одно – в Лондон, с извинениями и ссылками на дела, препятствующие ему явиться, и с заверениями в верноподданических чувствах; другое – населению Экзетера, призывая его отправиться в Лондон с петицией против испанского брака.

Но горожане-то услышали уже достаточно грубых слов в адрес королевы от людей Кэрью, чтобы понять, что речь идет не о петиции, а о бунте, и что их хотят использовать в качестве прикрытия. Да и самого Кэрью в Экзетере терпеть не могли. Человеком он был жестоким, и при этом несправедливым, имеющим в анамнезе несколько грязных дел – плохое сочетание даже для тех времен. В результате, население восстало, но не против королевы, а против Кэрью. Руководить действиями был выбран Томас Деннис, который немедленно отправил гонца к шерифу с описанием ситуации и просьбой о помощи. Из Лондона пришел приказ об аресте Кэрью, тот закрылся в замке. Деннис, учитывая силы сэра Питера, желал направить свои действия так, чтобы тот бежал – штурмовать замок, защищаемый пушками и вооруженными до зубов людьми Кэрью, Деннис считал глупым.

В результате, Кэрью бежал во Францию. Почти трогательно, что добрые горожане купили у него его скот, потому что для жизни во Франции сэру Питеру нужны были деньги. Правда, не думаю, что скотина поменяла хозяина по рыночной цене.

Прошло некоторое время, пока заговорщики узнали о том, что Кэрью бежал, а Кортни их предал. Место Кортни занял не кто иной, как отец Джейн Грей, предавший этим помиловавшую его и его дочь королеву, да и подписав эти смертный приговор для леди Джейн. Но самое сильное влияние на людей имел сын поэта Вайата, того самого, который посвящал стихи Анне Болейн. Этот Вайатт был популярен, и район, который он выбрал для мятежа, Кент, имел в походах на Лондон долгие традиции. Даже шериф графства был на стороне повстанцев, совершенно открыто. Днем выступления на Лондон было выбрано 24 января 1554 года.

Гардинер знал довольно точно, кто именно участвует в заговоре, но представить, как каждый из них будет действовать на самом деле, он не мог. Поэтому он ограничился тем, что услал Кортни подальше с линии огня, в Брюссель с посольством, и, посовещавшись с Мэри и Ренаром, решил арестовать Элизабет, потому что заговор мог был и в ее пользу, хотя мог и не быть: участие на главных ролях отца леди Джейн Грей несколько смешивало карты. Да и шпионы, которые у Гардинера при дворе Элизабет, конечно, были, не находили в ее поведении ничего подозрительного.

Мэри в этой ситуации вела себя удивительно спокойно. Она нашла даже время предупредить своего жениха через Ренара, чтобы тот взял с собой своего собственного повара, потому что ее подданные от брака настолько не в восторге, что и притравить могут. Брачный договор вернулся ратифицированным, церемонию бракосочетания должен был провести епископ Танстел, который был рукоположен еще до интердикции Англии. Главное, чтобы жених прибыл до Великого Поста, потому что Мэри начала всерьез задумываться о своем возрасте. Чем скорее у нее будет муж, тем больше шансов родить ребенка.

Граф Саффолк бежал у Гардинера из-под носа. Здесь лорда канцлера подвело его нежелание громкого скандала. К Саффолку, который был, кстати, в Лондоне, был направлен гонец с вызовом к королеве. Саффолк, приказав гонцу ждать, просто хладнокровно вышел через другие двери, и ускакал прочь. Нортхемптона арестовать успели.

25 января ударили колокола по всему Кенту, и восстание началось. Нельзя сказать, чтобы никто из лордов не пытался остановить Вайатта. Но Абергевенни предали его собственные люди, а Саутвеллу была заслана ложная информация, что Лондон охвачен восстанием, и королева обречена. На следующий день Вайатт захватил королевские корабли в Рочестере, и провозгласил себя командующим силами, а Абергевенни и Саутвелла – предателями общего дела. Теперь всё зависело от Лондона. Как это ни грустно, личный совет королевы практически предал ее в полном составе, отказавшись подписать сбор войск. Как Мэри и предполагала, доверять она могла только Пейджету, и, в данном случае, Гардинеру.

Ей оставался последний шанс, искать поддержку вне стен своего дворца, и она обратилась к лондонцам. И Лондон откликнулся! На следующий день у королевы было пять сотен солдат, командовать которыми она поставила старого герцога Норфолка. Пусть ему было за 80, он оставался сам по себе довольно грозной силой, и самым опытным полководцем королевства на тот момент, хотя лучшие его дня были, конечно, позади. Мэри послала в Рочестер гонца с помилованием всем, кто сложит оружие. Письмо было отправлено и Элизабет, с просьбой вернуться в Лондон, и описанием положения вещей. Расчетливая Элизабет сказалась больной, и недаром: через сутки в руках Гардинера оказались письменные доказательства участия принцессы в заговоре. Возможного участия.

Французский король сообщал своим сообщникам, что у него готовы 80 кораблей, чтобы поддержать их, и что 18 кампаний инфантерии только ждут приказа начать вторжение. Разумеется, к тому времени за французским послом приглядывали плотно, его переписка читалась и с нее снимались копии, и за его курьером наблюдали. Один из курьеров, после получения известия, направился в Рочестер, где точно встретился с Вайаттом. После этого его перехватили люди лорда Кобхема, замаскированные под повстанцев. У курьера нашли шифрованное письмо посла королю Франции, и вместе с ним – копию уклончивого ответа Элизабет сестре. Гардинер придпочитал думать, что когда письмо будет расшифровано, его содержимое отправить принцессу Элизабет на плаху.

Курьер королевы с указом о помиловании в Рочестер допущен не был, и он прочел его на мосту у города. Указ, казалось бы, сделал свое дело: сэр Джордж Харпер, командующий повстанцами вместе с Вайаттом, вечером встретился с герцогом Норфолком, который, конечно, не стал дожидаться ожидаемого в Лондоне. Он сказал, что армия повстанцев хаотична, неорганизована, и если Норфолк ударит по ним немедленно, Вайатт окажется у него в руках. Сам Харпер с благодарностью принимает помилование королевы, и хочет его заслужить, сражаясь на ее стороне.

28 января подошло подкрепление лондонцев, и Норфолк решил атаковать. День был настолько холодным, что воду сковало льдом, и Вайатт не мог бы сбежать из Рочестера по реке. К этому времени к ним подошел из Дувра сэр Томас Чейни, и подтянулся лорд Кобхем. В четыре часа дня Норфолк сам повел людей в атаку. Внезапно за его спиной раздались крики «Вайатт! Вайатт! Мы – англичане!», и он понял, что попал в ловушку Харпера. Сражаться и с Рочестером, и с Харпером он не мог, поэтому старому вояке осталось только пришпорить коня. Лондонское ополчение частично погибло, частично перешло на сторону повстанцев, а частично просто разбежалось.

Расстановка сил изменилась драматически. Чейни написал в Лондон, что больше не в состоянии верить никому. Кобхем остался лоялен королеве, но его сыновья ушли в Рочестер. Он пытался предотвратить это, подняв мост, но они перебили подъемные цепи выстрелами из пушек. Саутвеллу пришлось искать убежища в Лондоне. И королеву было защитить некому. Совет не сделал ничего, чтобы ей помочь. Ренар писал Чарльзу, что они ведут себя настолько странно, что он уже не понимает, на чьей они стороне. Да и сам Ренар был готов оставить Мэри на съедение волкам: прошел слух, что король Дании решил объединиться с французами и поддержать повстанцев. В этом случае Мэри не спасло бы уже ничто. Ренар предложил ввести в Лондон фламандцев – Гардинер холодно отверг предложение. На прямой вопрос Мэри, почему совет оставил ее дворец без охраны вообще, ей просто посоветовали бежать в Виндзор.

Королева осталась одна. Одна, один на один с лордами, с ее собственным советом, которые едва разговаривали с ней. И в лучшие дни они ей не подчинялись, теперь они сделали все возможное, чтобы любой желающий мог ее просто убить. Она еще не знала в тот момент, что один из ее предворных действительно собирался ее убить, и спас ее только запрет Вайатта. Что она могла сделать? Ничего не приходило в голову, а Вайатт был уже в Дартфоре. Тогда Мэри сделала то, что умела делать действительно хорошо: написала Вайатту.