Жизнь в очередной раз обманула короля Гарри в ночь на 12 октября 1537 года. Его возлюбленная Джейн, сделавшая его самым счастливым королем во всем христианском мире, умерла. Инфекция, занесенная во время родов, сделала новорожденного принца сиротой, а короля – безутешным вдовцом. Правда – безутешным.
читать дальшеИз всех королев, Джейн больше других отвечала представлению Гарри о том, какой должна быть супруга короля. Она была тихой, нежной, естественной, искренне обожала короля, но при этом отнюдь не была бесхарактерной. То непреклонное упорство, с которым она требовала от мужа примирения со старшей дочерью, вызвало у короля в свое время довольно бурную реакцию, но результат неожиданной для него настойчивости Джейн превзошел все ожидания. То, чего от Мэри не смогли добиться угрозами, притеснениями и запугиваниями, было получено при помощи распахнутых объятий Джейн.
И вот Джейн не стало. К слову сказать, тот же врач потом убьет своей неквалифицированностью еще одну королеву Гарри. Ту, которая его пережила и уже не была на тот момент королевой, но польстилась на репутацию «самого лучшего врача».
По сути, Гарри не хотел больше жениться. У него был наследник. Исполнять роль хозяйки при его дворе могла принцесса Мэри, ведь теперь все сложности с ее статусом были решены рождением наследника. Король вполне был готов прожить до конца своих дней вдовцом. К сожалению, брачный статус короля – это вовсе не его личное дело, и никогда не было личным делом.
У наследника должен быть «дублер» на случай трагической неожиданности – ведь от спокойной преемственности короны зависит спокойствие и процветание королевства. У короля должны быть союзники для игр в международной политике, чье благополучие будет связано с его благополучием. К слову сказать, эти альянсы через брак никогда не срабатывали, но в них продолжали туповато верить, потому что такова была традиция. Или дело было не столько в традиции, сколько в подковёрной возне придворных коалиций, каждая из которых проталкивала свою кандидатку.
В случае с королем Гарри, вопрос его следующего брака был даже более сложным, чем это обычно бывает с королевскими браками.
Во-первых и в-главных, это был вопрос отношений островного королевства с остальной Европой. Став главой английской церкви, Гарри бросил вызов не только высоте Святейшего Престола, он одним рывком выдернул свое королевство с утопающего в межрелигиозных рознях корабля общеевропейской политики. Он не собирался допускать превращения Англии в протестантское государство, где каждый яростно проповедует именно свое понимание Писания – с предсказуемым результатом. Но он не собирался также делить власть и доходы с Римом, утратившим свой статус после решительных действий императора. Только вот Европа еще всего этого не понимала. Европа ждала, откуда английский король возьмет жену, и к чьему лагерю этим жестом примкнет.
Во-вторых, история личной жизни короля Генри была на тот момент наиболее громким скандалом, занимающим уже несколько лет языки придворных по всей Европе. Уж очень аппетитно выглядела ситуация: король-сластолюбец, посадивший на трон любовницу, и, натешившись, отрубивший ей голову. Или несчастный влюбленный, всем пожертвовавший ради неблагодарной красотки, и отомстивший за чудовищную измену. В общем, трактовать историю короля можно было на любой вкус, и совсем мало кто из сплетников понимал, что за вполне банальной историей стоит нечто гораздо большее.
В Англии, ситуацию с королем придворные тоже понимали лишь частично. Не потому, что члены королевского совета были тупы. Они были прагматичны. О политических планах короля не знал наверняка никто, да и кого они интересовали, кроме самого короля. Но вот то, кто именно займет пустующее ныне кресло королевы, имело огромное практическое значение для каждого придворного. Потому что брак короля означал образование нового двора, новые должности, новых выдвиженцев, перераздел земельных владений, образование титулов.
Всего этого не произошло бы, если бы король просто поручил бы старшей дочери исполнять роль хозяйки. Плюс, деятельность принцессы Мэри в роли хозяйки английского двора автоматически усилила бы испанские влияния и на континенте, и в Англии, даже при условии, что она и глаз бы поднять не посмела без прямого приказа папеньки. Более того, и не хотела бы поднимать – после долгих лет семейной трагедии Мэри была искренне счастлива, что рождение принца сняло с ее плеч тяжелую ношу. Тем не менее, она была кузиной императора, который очень активно использовал в своей политике родственные связи.
Кромвель стал слишком политиком, чтобы упустить шанс. У него были странные отношения с Норфолком. По сути, они даже дружили, но при этом оставались непримиримыми врагами во всем, что касалось лидерства в придворной политике. Поскольку Норфолк, как лорд-маршал Англии, был полностью поглощен организацией похорон королевы Джейн, Кромвель увидел свой шанс, и сделал роковой шаг из роли политического администратора в роль политического интригана.
На тот момент выглядело так, что женитьба короля Англии на одной из принцесс французского королевского дома предотвратит альянс Франции и Испании. Кромвель поспешил написать епископу Стивену Гардинеру, бывшему послом при французском дворе, что хотя его величество не расположен жениться снова, некоторые члены его совета надеются, что их забота о счастье его величества и процветании династии склонят короля к новому браку. «Мы живем в надежде, что его величество возьмет себя в руки ради нашего комфорта». Очень по-английски, я бы сказала, свести всю сложность ситуации к действию «взять себя в руки». Какой же король посмел бы этого не сделать!
принцесса
С точки зрения Кромвеля, у французов имелось несколько кандидаток на роль английской королевы. Дочь короля Франциска, Маргарет, и мадам де Лонгвилль (Мария де Гиз). К сожалению, к персоне мадам де Лонгвилль проявлял интерес и король Шотландии, так что Кромвель написал еще одному человеку, лорду Ульяму Говарду, находившемуся во Франции, хорошенько разведать, как далеко там зашло дело. В обстановке полной секретности, разумеется. Фавориткой Кромвеля была именно мадам де Лонгвилль, и по очевидной причине: принцессе Маргарет было всего 15, тогда как Марии де Гиз – 23.
мадам
Тем временем, предполагаемый жених находился в состоянии не свойственной ему, вообще-то, глубочайшей депрессии. Он оделся в черное, хотя все знали, что в нормальном состоянии этот цвет он просто не переносил. Он потерял интерес к интригам и деньгам, что тоже не было для него нормальным. На наглые речи Норфолка, именно в тот момент явившегося выпрашивать для себя очередной приорат, король только рукой махнул: «Как хочешь». Поскольку этот приорат Норфолк и Кромвель еще раньше договорились поделить, Норфолк сообщил о результате разговора с королем Кромвелю. А поскольку лорд-маршал ухитрился ввернуть в разговор о приорате пожелание, чтобы король поскорее оправился от потрясения и взял себе жену, то неопределенное «как хочешь» Норфолк и Кромвель решили истолковать так, что король почти дал им добро на квест поиска невесты.
Был уполномочен искать невест и представитель англичан во Фландрии, Джон Хаттон. Тот, конечно, пытался отбрыкаться тем, что «мало знает о леди», но искать пришлось. Хаттон проинформировал Кромвеля, что в данный момент на брачном рынке в его обозрении имеются несколько кандидатур. Первой была племянница кардинала Льежского, главным достоинством которой, очевидно, была перспектива богатого приданого, которым кардинал собирался наделить 14-летнюю девочку. Не будем строго судить Хаттона – тот был более купцом, нежели лордом. Затем он положил глаз на вдовую графиню Эгмонт (Франсуазу Люксембургскую), «которой за сорок, но она выглядит моложе».
графиня
Затем Хаттон отмечает Кристину Датскую, 16-летнюю вдову Франциско Сфорца, которая в то время тоже жила при дворе вдовствующей Марии Венгерской: «говорят, что у нее хороший характер, и она очень красива». И, наконец, Хаттон рапортует, что «у герцога Клевского есть дочь, но я не слышал похвал ни ее красоте, ни ее личности».
Хаттон явно отдавал предпочтение Кристине, рассыпаясь в похвалах ее высокому росту, красивой фигуре, культурной манере разговора, мягкому голосу. И, человек далекий от придворных фракций, он делает неожиданно проницательное замечание: «она напоминает мне Мэйдж Шелтон, которая была при королеве Анне Болейн». Как жаль, что Кромвель, находящейся в гуще событий, не обратил внимания на то же: королю Гарри всегда нравились женщины определенного типа внешности.
детский портрет Кристины
Как обычно бывает, тайные интересы в политике очень быстро становятся явными набросками возможных вариантов. Очень скоро Кромвель получил через французского посла в Лондоне устное послание короля Франции, что, в принципе, «любая французская леди, кроме мадам де Логвилль, чей брак с шотландским королем уже решен», готова стать женой короля Гарри, а посему пора выложить, что французы от такого союза получат. К несчастью для французов, король был готов сменить черную одежду на золотую только ради мадам де Лонгвилль. Его абсолютно не шокировало, что та уже обменялась брачными обещаниями с королем Шотландии, его племянником. «Я могу предложить королю Франции вдвое больше, чем этот нищий идиот», - доверительно передал он французскому послу.
Мэри де Бурбон
«Нищий идиот», надо сказать, здорово напутал со своими французскими замужествами еще раньше. Собственно, он планировал жениться (когда женился в первый раз) на дочери короля Франциска, которую тот не очень хотел выдавать замуж из-за слабого здоровья. Он предложил Джеймсу Мэри Бурбон, дочь герцога Вандомского, но придворные шотландца положили глаз на Кристину Датскую, а сам Джеймс попытался получить разрешение жениться на своей любовнице, Маргарет Эрскин. Когда он отправился во Францию, то заехал познакомиться с Мэри Бурбон, и потом продолжил путь в Париж, где… женился-таки на принцессе Мадлен.
принцесса Мадлен
Так вот, к тому моменту, как королю Гарри начали искать жену, его племянник уже успел овдоветь (у Мадлен правда было слабое здоровье), и оба короля оказались соперниками на одном рынке. На сетования французского посла в духе «да далась вам всем та Мария де Гиз», Гарри снизошел до вполне откровенного ответа: «Я – большой мужчина, и мне нужна большая, взрослая жена, так что дочь твоего короля для меня просто мала, а что касается Мэри Вандомской, то остатки шотландского короля прошу не предлагать».
Неизвестно, что уж там вышло с той Мэри Бурбон и Джеймсом, но после того, как шотландец так грубо дал ей отставку, ее шансы на достойный брак стали равны нулю. Впрочем, она умерла довольно скоро.
Кромвель, верный привычке не верить на слово, послал во Францию своего человека, чтобы тот на месте проверил, как обстоят дела с мадам де Лонгвилль. Выяснилось, что никак, вообще-то. Молодая вдова, по ее словам, была готова подчиниться воле короля Франциска, но ничего определенного относительно ее брака с королем Джеймсом решено не было. А что касается короля Генри, то она хоть и большая женщина, но шея-то у нее маленькая, и половина английского королевства, которую Генри готов положить к ее ногам, этот факт не компенсирует.
Франциск срочно отправил острую на язык вдову в Шотландию, а король Гарри пожал плечами, что на мадам свет клином не сошелся. На самом деле, он был зол, как шершень – только что на его глазах скрепили еще больше союз Франции и Шотландии. За его, можно сказать, счет. Ну, почти.
Томас Кромвель - 14
Жизнь в очередной раз обманула короля Гарри в ночь на 12 октября 1537 года. Его возлюбленная Джейн, сделавшая его самым счастливым королем во всем христианском мире, умерла. Инфекция, занесенная во время родов, сделала новорожденного принца сиротой, а короля – безутешным вдовцом. Правда – безутешным.
читать дальше
читать дальше