Как и следовало ожидать, расформирование монастырей, ныне официально принявшее форму закона, вызвало бурю в Англии и прилив всякого рода петиций, прошений, жалоб и писем лично Кромвелю. Ведь монастырские земли не только продавали – их раздавали верным слугам престола, их сдавали в аренду.
модель приората Нортон в Чешире. Таким он был до того, как его разорили.
читать дальшеВообще, это было прелюбопытнейшее чтиво. Не знаю, находил ли его забавным сам Кромвель, или он, перевалив за полувековой возраст, перестал чему-либо удивляться. В самом деле, стоит ли удивляться тому, что истовый католик Томас Говард, герцог Норфолк, не отказался бы от того, чтобы ему отдали Бангей и Вудбридж в Саффолке. Он не хотел бы показаться жадным, но «когда говорят другие, я тоже должен сказать». Томас Эллиот писал, что он, вообще-то, человек застенчивый, но ему очень бы хотелось получить «небольшой кусочек» раздариваемых земель. Он очень надеялся, что его дружба с покойным Томасом Мором не повлияет на решение милорда Кромвеля, и он обещает милорду весь доход с этих земель за первый год и верность своего сердца. Элиот тоже был католиком, и к тому же интеллектуалом, но интеллект не мешает желать земного благополучия – и лучший пример тому Эразмус. Лорд Лайл из своего далекого Кале тоже просил у Кромвеля «какое-нибудь старое аббатство обеспечить мою старость». Не очень заморачивалась относительно деталей и леди Элизабет Атид, просящая «одно из этих аббатств».
Были и другие просьбы. Лорд Делаварр умолял сохранить приорат в Боксгроу, который был основан его семьей, с которым он был соседом, и в котором было захоронено множество предков лорда. Что еще хуже, лорд уже успел построить там часовню, где должны были захоронить его самого. Таких просьб было, конечно, много, и все они были обречены – раньше или позже. Потому что король твердо решил не делать исключений ни для кого, даже для самого себя, разрушив аббатство, где был похоронен его сын. Единственное, на что можно было надеяться (и за что можно и должно было платить) – это отсрочка по времени, которая позволила бы построить или перенести часовни и гробницы для перезахоронений на собственных землях, в своих поместьях.
Говорят, что Англия представляла собой в то время дивное зрелище, со всеми этими повозками, снующими в разных направлениях, груженными гробами и частями погребальных монументов.
Дары и подкупы лились в сундуки Кромвеля со всех сторон. Не только деньги – продукты тоже, припасы, украшения… Вряд ли кто может сказать, сдавал ли он хоть что-то в казну. Вряд ли, потому что это были дары ему самому, причем взятки явно совершенно не влияли на его решения. Во всяком случае, в области роспуска монастырей. Может быть, он соглашался на оттяжку неизбежного. Что касается того, кому раздавались в пользование или во владение земли и имущества монастырей, решал, разумеется, сам король.
Процесс расформирования вел к процессу разрушения. Сначала комиссионера генерального викария прибывали в обреченный монастырь, собирали его обитателей и объявляли о королевском решении. Все учетные книги и печать конфисковались, ценности описывались, свинец на крышах замерялся, колокола пересчитывались. Во время второго визита проверялась бухгалтерия и происходила формальная передача монастыря короне. Гробницы, находящиеся на территории иногда перевозились, иногда просто разламывались ради камня, украшений и металла. Здания иногда разрушались, иногда с них просто снимали крышу. Иногда монастыри продавали и в первозданном состоянии – новые владельцы сами производили работы по перестройке.
Не все монастыри покорились без борьбы. В случае приората Гексам в Нортумберленде, сопротивление было вооруженным. Город взялся за оружие, на крышу поднялись братья монахи с мечами, пристегнутыми к поясам, и в доспехах. Дело было в том, что устав приората и разрешение на его образование были в свое время даны ни кем иным, чем самим королем ГенриVIII. Документы, предъявленные приором, не помогли: приорат взяли штурмом через две недели.
В приорате Нортон, Чешир, в октябре 1536 года, комиссионеры Кромвеля (Комбс и Боллс) укладывали золото и серебро в сундуки, когда аббат вернулся в свой приорат с тремя сотнями вооруженных горожан. Комиссионеры забаррикадировались в башне и послали за шерифом сэром Пирсом Даттоном. Увидев шерифа со стражниками, осаждающие башню разбежались. Аббат и трое канонников были арестованы и оштрафованы на тысячу фунтов. Видимо, не из простых был аббат.
Если взглянуть на результат этой энергичной деятельности, результат, на государственном уровне, выглядит жалким. По идее, король стал богаче на 68 миллионов фунтов по ценам 2006 года, и получил годовой дополнительный доход размером в 20 миллионов. На самом же деле, в сундуках короля осели только 37 000 годовых. Куда делось остальное? Остальное обогатило аристократию и джентри. Вряд ли это было решением Кромвеля. Томас Ризли, его человек, сделал проект, по которому часть освобожденных доходов должна была пойти на больницы (6 600 фунтов в год), а часть – на улучшение инфраструктур и создание рабочих мест для бедных и безработных (3 300 фунтов в год). Но король проект проигнорировал.
У Кромвеля соображения относительно социальной политики были. Есть некоторая вероятность, что инициатива исходила от короля, и поэтому не было сделано никаких прямых вливаний в эту область со стороны казны. Упор программы Кромвеля был сделан на муниципальный бюджет и на благотворительность. Собственно, то, что сейчас, в наше время, предлагают правые радикалы, ратующие за то, чтобы государство вмешивалось в частные дела граждан на минимальном уровне.
Новый закон против бродяжничества от 1536 года обязал приходы и/или муниципальные единицы королевства взять полную ответственность за бедных и недееспособных. Беднякам запретили покидать те места, в которых они жили, чтобы предотвратить проблемы, связанные с миграциями такого рода контингента. Как ни крути, а болезни, грабежи, бандитизм, воровство и даже нелегальная торговля людьми очень тесно сопутствовали бродяжничеству. Тем, кто был способен работать, приход или муниципалитет был обязан работу дать, и детей выучить грамоте и ремеслу. Каждый приход также обязан был содержать тех, кто по состоянию здоровья, ума или сил к работе способен не был. Их содержание должно было обеспечиваться добровольными пожертвованиями. И, надо отметить, те аристократы и богатые люди, чьи расходные книги того периода дожили до наших дней, действительно жертвовали очень большие суммы на благотворительность. Как я упоминала, тот же Норфолк жертвовал на бедных в год большую сумму, чем выдавал своей капризной женушке.
Король был доволен, и, как обычно, его благосклонность выразилась весьма конкретно. Кромвель, к уже имевшимся званиям и должностям, получил еще несколько. В частности, он стал хранителем личной печати короля, что обеспечивало ему ежедневный (!) доход в 20 шиллингов. А 9 июля 1536 года у Кромвеля появился титул: он стал бароном Кромвелем из Окема. И еще он стал вице-регентом короля по духовным делам. 18 июля Кромвель стал рыцарем.
Головокружительная карьера, невиданная власть.
Не остался Кромвель в стороне от раздела монастырского имущества. Себе он прибрал аббатства и приораты: Мичелем в Восточном Сассексе, Осайс в Эссексе, Алчестер в Варвикшире, Ярмут в Норфолке, Лонд в Лейчестершире. Своему племяннику Ричарду он подарил аббатства Рэмси и Сотри в Кембриджшире, Нис в Южном Уэльсе и монастыри в Хинчинброке, а также в Лондоне.
Томас Кромвель - 12
Как и следовало ожидать, расформирование монастырей, ныне официально принявшее форму закона, вызвало бурю в Англии и прилив всякого рода петиций, прошений, жалоб и писем лично Кромвелю. Ведь монастырские земли не только продавали – их раздавали верным слугам престола, их сдавали в аренду.
модель приората Нортон в Чешире. Таким он был до того, как его разорили.
читать дальше
модель приората Нортон в Чешире. Таким он был до того, как его разорили.
читать дальше